Так уже не живут, не поют вечерами
Люди лет сорока, не стыдясь неглиже,
А глядят свысока сквозь балконные рамы
За пределы своих рубежей,
Как сужается круг их недавних владений
И друзей, и подруг из полуночных бдений.
Как ссыхается мир до размера монеты.
Год слипается с годом, и этот пятак
Разменять мимоходом пытаются дети.
Их уже не обнять просто так,
Тех, что были в слезах коммунальной разборки,
А на синих трусах имя выжжено хлоркой.
Остаётся теперь вдоль ребра чёрной крыши,
Обмирая, вести молодой силуэт ...
А когда хлопнет дверь, лифт подтянется ближе,
И в прихожей затеплится свет,
Оживут подо льдом все родимые пятна,
И согреется дом теплотой предзакатной.
They don't live like that anymore, they don't sing in the evenings
People of about forty, not ashamed of negligee,
And they look down from above through the balcony frames
Beyond their borders
How the circle of their recent possessions is narrowing
And friends and girlfriends from the midnight vigils.
How the world shrinks to the size of a coin.
Year sticks together with year, and this penny
Children try to exchange in passing.
You can't just hug them,
Those who were in tears of the communal showdown
And on the blue shorts, the name is burned with bleach.
It now remains along the edge of the black roof,
Fading, lead the young silhouette ...
And when the door slams, the elevator pulls closer
And the light will flicker in the hallway
All birthmarks will come to life under the ice,
And the house will be warmed by the warmth of the sunset.
