Гляжу как безумный на чёрную шаль,
И хладную душу терзает печаль.
Когда легковерен и молод я был,
Младую гречанку я страстно любил.
Прелестная дева ласкала меня;
Но скоро я дожил до чёрного дня.
Однажды я созвал весёлых гостей;
Ко мне постучался презренный еврей.
"С тобою пируют (шепнул он) друзья;
Тебе ж изменила гречанка твоя".
Я дал ему злата и проклял его
И верного позвал раба моего.
Мы вышли; я мчался на быстром коне;
И кроткая жалость молчала во мне.
Едва я завидел гречанки порог,
Глаза потемнели, я весь изнемог...
В покой отдалённый вхожу я один...
Неверную деву лобзал армянин.
Не взвидел я света; булат загремел...
Прервать поцелуя злодей не успел.
Безглавое тело я долго топтал,
И молча на деву, бледнея, взирал.
Я помню моленья... текущую кровь...
Погибла гречанка, погибла любовь!
С главы её мёртвой сняв чёрную шаль,
Отёр я безмолвно кровавую сталь.
Мой раб, как настала вечерняя мгла,
В дунайские волны их бросил тела.
С тех пор не целую прелестных очей,
С тех пор я не знаю весёлых ночей.
Гляжу как безумный на чёрную шаль,
И хладную душу терзает печаль.
(А.С.Пушкин)
I look like a madman on the black shawl,
And Frigid soul tormented by grief.
When gullible and I was young,
Mladen Greek woman I loved passionately.
Pretty maiden caressed me;
But soon I will live to see a black day.
I once called a cheerful guests;
To me I knocked despicable Jew.
& quot; With you feast (he whispered) friends;
Well you changed your Greek & quot ;.
I gave him and cursed him Zlata
And the faithful called my servant.
We went out; I raced on a fast horse;
Silent and gentle pity in me.
As soon as I caught sight of a Greek threshold
His eyes were dark, I'm all exhausted ...
The rest I enter a distant one ...
Invalid maiden kiss Armenian.
I do not vzvidel light; Bulat thunder ...
Cancel kiss villain did not have time.
Headless body a long time I have trodden,
And silence on the virgin, the pale, looked.
I remember ... molenya flowing blood ...
Killed Greek perished love!
With the head of her dead removing the black shawl,
Otёr I silently bloody steel.
My slave as it was the evening darkness,
The Danube waves threw their bodies.
Since then, not a whole lovely eyes,
Since then, I do not know merry nights.
I look like a madman on the black shawl,
And Frigid soul tormented by grief.
(Pushkin)
