Однозвучно звенит колокольчик Спасской башни Кремля.
В тесной кузнице дня Лохи-блохи подковали Левшу.
Под рукою - снега. Протокольные листы февраля.
Эх, бессонная ночь! Наливай чернила - все подпишу!
Как досрочник-ЗК два часа назад откинулся день.
Я опять на краю знаменитых вологданьских лесов.
Как эскадра в строю, проплывают корабли деревень,
И печные дымы - столбовые мачты без парусов.
И плывут до утра хутора, где три кола - два двора,
Но берут на таран всероссийскую столетнюю мель.
Им смола - дикий хмель. А еловая кора им - махра.
Снежок - сахарок. А сосульки им - добра карамель.
А не гуляй без ножа! Да дальше носа не ходи без ружья!
Много злого зверья. Ошалело - аж хвосты себе жрет.
А в народе зимой - ша! - вплоть до марта боевая ничья!
Трудно ямы долбить. Мерзлозем коловорот не берет.
Ни церквушка, ни клуб. Поцелуйте постный шиш вам баян!
Ну, а ты не будь глуп! Рафинада в первачок не жалей!
Не достал нас «Маяк». И концерты по заявкам сельчан
По ночам под окном исполняет сводный хор кобелей.
Под окном по ночам - то ли песня, то ли плач, то ли крик,
То ли спим, то ли нет! Не поймешь нас - ни живы, ни мертвы.
Лишь тропа в крайний дом над обрывом вьется, как змеевик.
Истоптали весь снег на крыльце у милицейской вдовы.
Я люблю посмотреть, как купается луна в молоке.
А вокруг столько звезд! Забирай хоть все - никто не берет.
Значит, крепче стал лед. Мерзни, мерзни волчий хвост на реке!
Нынче - славный мороз. Минус тридцать, если Боб нам не врет.
Я устал кочевать от Москвы до самых дальних окраин.
Брел по горло в снегу. Оглянулся - не осталось следа.
Потеснись - твою мать! - дядя Миша, косолапый хозяин!
Я всю ночь на бегу. Я не прочь и подремать.
Но, когда я спокойно усну, тихо тронется весь лед в этом мире,
И прыщавый студент - месяц Март - трахнет бедную старуху-Зиму.
Все ручьи зазвенят, как высокие куранты Сибири.
Вся Нева будет петь. И по-прежнему впадать в Колыму.
The bell of the Kremlin's Spasskaya Tower rings monotonously.
In the cramped smithy of the day, Lokhi-fleas shod Lefty.
There is snow under the hand. Protocol sheets of February.
Eh, sleepless night! Pour ink - I'll sign everything!
As a pre-conscript-ZK two hours ago, the day went.
I am again on the edge of the famous Vologda forests.
Village ships sail like a squadron in formation,
And the furnace smokes are pole masts without sails.
And they sail until the morning of the farm, where three stakes are two yards,
But they take on a ram all-Russian century aground.
Their resin is wild hops. And the spruce bark is mahra.
Snow is sugar. And the icicles are good for them caramel.
Don't walk without a knife! Don't go farther than your nose without a gun!
Many evil beasts. Stunned - already eats its tails.
And among the people in winter - sha! - combat draw until March!
It is difficult to hammer holes. Permafrost does not take a brace.
Not a church, not a club. Kiss the Lenten Shish button accordion!
Well, don't be stupid! Do not regret refined sugar!
Mayak did not get us. And concerts at the request of the villagers
At night, a combined choir of males performs under the window.
Under the window at night - either a song, or a cry, or a cry,
Either we sleep, or not! You will not understand us - neither alive nor dead.
Only the path to the last house above the cliff winds like a serpentine.
Trampled all the snow on the porch of the police widow.
I love to watch the moon bathe in milk.
And there are so many stars around! Take at least everything - no one takes.
This means that the ice has become stronger. Freeze, freeze a wolf's tail on the river!
Today is a glorious frost. Minus thirty if Bob isn't lying to us.
I'm tired of wandering from Moscow to the farthest outskirts.
Wandered up to his throat in the snow. I looked around - there was no trace left.
Make room - your mother! - Uncle Misha, clubfoot owner!
I've been running all night. I don't mind taking a nap.
But when I sleep peacefully, all the ice in this world will quietly break,
And a pimply student - the month of March - will fuck poor old woman Winter.
All streams will ring like the high chimes of Siberia.
The whole Neva will sing. And still to flow into the Kolyma.
