Проедешь Обводный, и Питер
начнется в окошке вагона,
он справа, когда подлетаешь с востока -
взгляни на него с самолета.
Он вечно в дыму, и на севере -
грязного, сизого тона.
Представь - среди женщин, детей
и чиновников ждет тебя кто-то.
А кто-то не ждет, но от радости
речи лишится,
когда ты измученным телом
вомнешься в парсек коммуналки
и в грустных глазах отразишь
петербургские бледные лица,
увидишь, как мало пространства
и как его городу жалко.
Но это неважно, поскольку
другие миры в нас...
Они необъятны, и даже тоска наша
их не заполнит.
Смотри, говори, прикасайся
к руке непрерывно...
Ты опыт имеешь и знаешь,
что это не больно.
А вот и обои, нелепый рояль
и старинная эта лепнина,
скрипучий паркет в коридоре
длиннющем и черном,
амур запыленный с отбитым
крылом у камина
и я, Петербург, за пристрастье к гармонии
(Боже!) пожизненно твой заключенный.
Erupt the waterproof, and Peter
will begin in the wagon window,
he is right when they are separated from the east -
Look at him from the plane.
He is forever in smoke, and in the north -
Dirty, sizogo tone.
Imagine - among women, children
And the officials are waiting for you someone.
And someone does not wait, but from joy
Speech will lose
When you are exhausted body
Make yourself in the parse of communal
And in sad eyes will reflect
Petersburg pale faces
See how little space
And how sorry for its city.
But it does not matter because
Other worlds in us ...
They are immense, and even our longing
They will not fill them.
Look, tell, touch
To hand continuously ...
You have experience and you know
that it does not hurt.
And here is the wallpaper, ridiculous piano
And the old one is stucco,
Squeaky parquet in the corridor
Long and black,
Cupid stuffed
wing at the fireplace
and me, Petersburg, for the advantage of harmony
(God!) Lifely your prisoner.
