Текст песни Александр Филиппенко - Монолог Кельвина

Я отошел от вертолета на полтора десятка шагов и уселся на шершавую, потрескавшуюся землю. Черная волна мимоида тяжело вползла на берег, расплющилась, стала совсем бесцветной и откатилась, как бы нехотя уступая место следующей.

Океан, сверкая, простирался до самого горизонта. Никогда я так не ощущал его исполинской реальности, чудовищного, абсолютного молчания. Подавленный, ошеломленный, я погружался в, казалось бы, недоступное состояние неподвижности, все стремительнее соединялся с этим слепым колоссом и без малейшего насилия над собой, без слов, без единой мысли прощал ему все.

Я ни на секунду не верил, что этот гигант, который уготовил в себе гибель многим сотням людей, к которому десятки лет вся моя раса напрасно пыталась протянуть хотя бы ниточку понимания, будет тронут трагедией двух человек.

И что же теперь? Быть часами, просто отсчитывающими время? превратиться в механизм, заведенный отчаянием и любовью? Знать, что ты маятник страдания, которое становится чем глубже,тем комичнее от множества повторов? Повторять человеческое существование? Пусть так, но повторять его, как пьяница повторяет избитую мелодию, бросая все новые медяки в щель игрального автомата.

Но уйти - значило отказаться от этого исчезающе маленького, может быть, только в воображении существующего шанса, который скрывало будущее. Итак, годы среди предметов, вещей, до которых мы оба дотрагивались, помнящих еще наше дыхание? Во имя чего? Надежды на ее возвращение? У меня не было надежды. Но я твердо верил в то, что не прошло еще время ужасных чудес.

I moved away from the helicopter to one and a half dozen steps and sat on the rough, cracked the earth. The black wave of Mimoid hardly crawled ashore, flattened, became quite colorless and rolled back, as if reluctantly giving way to the next one.

Ocean, sparkling, stretched to the horizon itself. I never so felt his gigantic reality, monstrous, absolute silence. The depressed, stunned, I was immersed in, it would seem that inaccessible state of immobility, all the rapidly connected with this blind colossusion and without the slightest violence over himself, without words, without a single thought, he forgotten everything.

I did not believe for a second that this giant, who made the death of many hundreds of people, to which dozens of years, all my race was in vainly trying to stretch at least a thread of understanding, the tragedy of two people will be touched.

And what now? Being for hours, just counting time? turn into a mechanism, headed by despair and love? To know that you are a pendulum of suffering, which becomes deeper, the more comical from the multitude of repetitions? Repeat human existence? Let it be so, but repeating it as a drunkard repeats the beaten melody, throwing all new cogs in a playing machine gap.

But to leave - it meant to abandon this disappearing little, maybe only in the imagination of an existing chance that the future hid. So, years among items, things that we are both touched, remembering our breath? In the name of what? Hope for her return? I did not have hope. But I firmly believed that there was no time of terrible miracles.