Старый театр
Нервное журчание
подземных тайников,
придавленный к стеклу
обряд распада
ищет замещения.
Сегодняшний номер газеты –
известь, втёртая в глаза.
Краны отдают отверстия
наконечнику стрелы –
тигр, кусающий хвост воробья.
Топь. Вырванный нерв –
пространственно зыбок.
Горький привкус
нефтяного стержня –
карандаш размок
до плеска в ванной.
Писать влажные письма,
постигая себя
через свечение
бумажного водопада.
Реставрация прошлогоднего снега,
немота запылённых следов –
где-то посередине
ключ от пожарной лестницы.
Небо отозвалось тошнотой –
в просроченном молоке
размачивали: арматуру, страх
тихие шелушения кожи.
Свет тяжёл –
строки влачат
многомерность.
Театр забылся плесенью,
гнилыми досками,
актёры в растения
смотрят и молчат,
корни, держа во рту,
как лучи истечения вовне.
А мы только стены
и новые дыры
умножаем на ноль,
чтобы впрыгнуть в начало,
не дождавшись закрытия смены.
Кривая пространства
уступчиво ляжет
под зёрна новых созвездий
удобрением –
распухнут карманы
пустот умножением
и время забьётся в висках,
как бездомный
в сердечном припадке
на старой скамейке.
Техника построения пыли
из множества,
тлеющего здесь.
Форпост. Упадок.
Угольный вихрь
делит нектар
свежего воздуха
на рваные клетки.
Знаменатель силы отрицания.
Привкус железа.
Старый театр срывает
засохшую корку вина
с вопящего неба
– безлюдный закат.
Щебень. Кровь.
Разобранный скелет велосипеда.
Туман.
Старый театр
Нервное журчание
подземных тайников,
придавленный к стеклу
обряд распада
ищет замещения.
Сегодняшний номер газеты –
известь, втёртая в глаза.
Краны отдают отверстия
наконечнику стрелы –
тигр, кусающий хвост воробья.
Топь. Вырванный нерв –
пространственно зыбок.
Горький привкус
нефтяного стержня –
карандаш размок
до плеска в ванной.
Писать влажные письма,
постигая себя
через свечение
бумажного водопада.
Реставрация прошлогоднего снега,
немота запылённых следов –
где-то посередине
ключ от пожарной лестницы.
Небо отозвалось тошнотой –
в просроченном молоке
размачивали: арматуру, страх
тихие шелушения кожи.
Свет тяжёл –
строки влачат
многомерность.
Театр забылся плесенью,
гнилыми досками,
актёры в растения
смотрят и молчат,
корни, держа во рту,
как лучи истечения вовне.
А мы только стены
и новые дыры
умножаем на ноль,
чтобы впрыгнуть в начало,
не дождавшись закрытия смены.
Кривая пространства
уступчиво ляжет
под зёрна новых созвездий
удобрением –
распухнут карманы
пустот умножением
и время забьётся в висках,
как бездомный
в сердечном припадке
на старой скамейке.
Техника построения пыли
из множества,
тлеющего здесь.
Outpost. Упадок.
Угольный вихрь
делит нектар
свежего воздуха
на рваные клетки.
Знаменатель силы отрицания.
Привкус железа.
Старый театр срывает
засохшую корку вина
с вопящего неба
– безлюдный закат.
Crushed stone. Blood.
Разобранный скелет велосипеда.
Fog.
