Пред порогом заиндевелым гулко грянули вдруг сапоги,
Было небо святым и белым, било солнце из-под руки.
Черный ворон прокаркал мотором, в две ступеньки крылечко всего,
Но легавая злобная свора вся полезла, рыча, на него.
И в планшет пряча скомканный ордер, в лоб нацелил мне свой револьвер,
Со звериным оскалом на морде, бывший раб с королевских галер.
Он под взглядом свинцовым отпрянул, словно свой в нем прочел приговор,
И со страху, а может и спьяну, застрелил меня, сволочь, в упор.
Втерлась в горницу рабская свита и, с похмелья угрюмо ворча,
Стала шарить кругом деловито, отпихнув моего палача.
Сдвинув на бок артузишко лихо, спрятал он свой наган в кобуру,
Было дома тепло и так тихо, все одно - расстреляли б к утру.
Черновые приметив наброски недописанных мною стихов,
Взял их в прок, чтоб крутить папироски, созидатель грядущих основ.
Изнывая с досады и злости, пнул мой труп в исступлении он,
Бесновалась всю ночь на погосте оголтелая стая ворон...
Previous threshold frosty loudly rang out suddenly boots
It was heaven saints and white, the sun was beating out of his hands.
Black raven croaked motor in just two steps porch,
But setter vicious pack of all climbed, growling at him.
And tablet hiding crumpled warrant forehead I aimed my gun,
With animal grin on his face, a former slave from the royal galleys.
He is under the gaze lead recoiled as if it read a sentence,
And out of fear, maybe drunk, he shot me, you bastard, at point blank range.
I rubbed into the chamber servile retinue, and with a hangover sullen grumbling,
He began to fumble busily circle, shoving my executioner.
Slide to the side artuzishko famously, he hid his revolver in a holster,
It was warm and the house is so quiet, all one - shot used in the morning.
Rough sketches of unfinished noticing my poems,
He took them to good is to twist cigarettes, creator of future fundamentals.
Sputters with anger and rage, kicked my dead body in a frenzy he
Raged the whole night in the churchyard frenzied flock of crows ...
