Мы с ним росли в одном дворе,
И я открою вам секрет:
У нас с Сэменом папа был один,
Ни он, ни я его не знал,
По детям папа не скучал,
Держал галантерейный магазин.
Известно, детям без отцов
Так не хватает леденцов,
И мама - вечно пьяная домой.
И вот в семнадцатом году
Сэмен в горячечном бреду
Решил папане сделать "Боже ж мой".
За двадцать пять "лимонов" он
Купил подержанный "вессон"
И в магазин зашел, как джентельмен.
Снял шляпу, в розыск позвонил
И пол-обоймы разрядил
Папане в пузо, точно в манекен.
Они приехали тотчас
И били Сему сгоряча,
За это он люто невзлюбил.
Едва завидев "легаша",
Кричал себе Сэменчик: "Ша!
Ты помнишь все, ты их приговорил!"
Шикарно жить Сэмен любил,
И он с любою властью был
В принципиальных разногласиях.
За Николашкой он сидел,
Керенский дал ему расстрел,
Совдепы им Кресты украсили.
Но он нигде не "кочумал",
Он жить любил, он риск искал,
И он себя, конечно, не сберег.
Две пули в голову ему
Во время шухера в Крыму
Влепил голубоглазый паренек.
В руке холодной нож сжимал,
Дождь кудри темные трепал,
А он лежал и в сумерки глядел...
Прошло неполных тридцать лет
С тех пор, как к Настеньке в буфет
Зашел король галант и прочих дел...
We grew up in the same yard,
And I will tell you a secret:
Sam and I had one dad
Neither he nor I knew him
Dad didn’t miss children,
He was holding a haberdashery store.
Known to children without fathers
So not enough candy
And mom is always drunk home.
And so in the seventeenth year
Semen in fever delirium
Dad decided to do "My God."
For twenty-five lemons, he
Bought a used Wesson
And he went into the store like a gentleman.
He took off his hat, called the wanted list
And half-clips discharged
Dad in belly, just like a mannequin.
They arrived immediately
And they beat this in a haste
For this he fiercely disliked.
Barely seeing the "Legash",
Samenchik shouted to himself: "Sha!
Do you remember everything, you sentenced them! "
Saman loved living smartly,
And he was with any power
In fundamental disagreements.
He was sitting at Nikolashka,
Kerensky gave him a shot,
The Soviets decorated the Crosses with them.
But he didn’t “roam” anywhere
He loved to live, he was looking for risk,
And he, of course, did not save himself.
Two bullets in his head
During a sheer in Crimea
Slammed a blue-eyed guy.
He held a cold knife in his hand,
Rain curled dark curls,
And he lay and looked at dusk ...
Thirty years have passed
Since Nastenka’s buffet
The king of galant and other things came ...
