Текст песни Александр Розенбаум - Вино давно ушедших лет

Когда усталость валит с ног
И спится на ходу,
Когда молчит дверной звонок
И чай не греет,
И даже мой любимый пёс,
Поджав свой хвост,
Добра не ждёт,

Я, вспомнив правила игры,
На улицу иду,
Мой магазин всегда открыт,
В нём есть портвейн -
Вино давно ушедших лет,
Когда отец платил за свет
Тридцатку в самый тёмный год.

Голуби воркуют - слышишь?
Сделаю шаг
На согретый тёплой крышей
Старый чердак.
И мурашки по спине -
Мальчик маленький в окне
Улыбнётся мне.
Господи Всемилостивый, это же я!
Может быть, приснилось мне,
А может быть, пьян.
Сорок лет почти один
Лампу тру, как Алладин, -
Может, это джин?

Ну как, малыш, твои дела
На третьем этаже?
Ещё все целы зеркала,
И всё в порядке.
Кинотеатры гонят план:
Во весь экран
"Фанфан-тюльпан".

Пылится кожаный диван -
Ему лет сто уже,
На нём когда-то ты сдавал
Туза к десятке
И, губы подпалив бычком,
Мечтал выиграть жизнь в "очко"
И стать артистом, как Крючков.

Посмотри на дядю, мальчик,
Дядя - артист.
Ну, сбылась твоя мечта,
Но как же хочется вниз!
Птицу-жар держу рукой,
Да поменялся б я с тобой
На карман пустой.

Чтобы снова выбежать
В огромный наш двор,
Перелезть с мальчишками
Через забор
И стремглав умчаться в мир,
Где заиграны до дыр
Две колоды стир.

Бельё просохшее висит,
Как флаги в ноябре,
А город с крыши так красив -
Ума лишиться.
Ты скоро про него споёшь,
Чумазый питерский гаврош,
Сжимая гриф, как финский нож.

И будешь долго у небес
Признания просить,
До той поры пока тебе
Не стукнет тридцать.
Но заболтался я, пора
Мне покидать своё вчера,
Прощай, ни пуха ни пера.

Когда усталость валит с ног
И спится на ходу,
Когда молчит дверной звонок
И чай не греет,
И даже мой любимый пёс,
Поджав свой хвост,
Добра не ждёт,

Я, вспомнив правила игры,
На улицу иду,
Мой магазин всегда открыт,
В нём есть портвейн -
Вино давно ушедших лет,
Когда отец платил за свет
Тридцатку в самый тёмный год.

When fatigue knocks down
And sleeps on the go,
When the door bell is silent
And tea is not warm,
Even my favorite dog,
Pursing his tail,
Wells does not expect,

I remember the rules of the game,
On the street I go,
My store is always open,
In it there are port -
Wine bygone years,
When my father was paying for the light
Thirty in the darkest year.

    Pigeons coo - do you hear?
    Take a step
    In warmed warm roof
    Old attic.
    And shivers down your spine -
    The boy in a small window
    I will smile.
    Merciful God, it's me!
    Maybe I dreamed,
    And maybe drunk.
    Forty years, almost one
    Rub the lamp as Aladdin -
    Maybe it's the gin?

Well, baby, your business
On the third floor?
More intact all mirrors,
And everything is in order.
Cinemas driven plan:
Full screen
& quot;-Fanfan tulip & quot ;.

Dusts leather sofa -
He was a hundred years already,
On it once you handed
Ace to Ten
And lips tan bulls
I wanted to win in life & quot; point & quot;
And to become an artist, as a hook.

    Look at his uncle, the boy,
    Uncle - artist.
    Well, your dream has come true,
    But how do you want down!
    Bird-glow hand hold,
    Yes, I had exchanged with you
    On an empty pocket.

    To run out again
    In our huge yard
    Climb with the boys
    Over the fence
    And headlong rush off into the world,
    Where to start playing to holes
    Two deck washing.

Washing hanging dried out,
As the flags in November,
A city from the roof is so beautiful -
Uma lose.
You will soon spoёsh about him,
Grimy Petrograd Gavroche,
By compressing the neck as a Finnish knife.

And thou shalt have for a long time heaven
Confessions request
Until then, until you
Not banging thirty.
But I chattering too much, it's time
I leave my last,
Farewell, nor Good luck.

When fatigue knocks down
And sleeps on the go,
When the door bell is silent
And tea is not warm,
Even my favorite dog,
Pursing his tail,
Wells does not expect,

I remember the rules of the game,
On the street I go,
My store is always open,
In it there are port -
Wine bygone years,
When my father was paying for the light
Thirty in the darkest year.