Этот город увяз в вавилонском песке,
Его каменный воздух царапают львы,
Этот город висит на одном волоске
Эфиопской, а-йа-я, святой головы.
Этот город так долго плясал в темноте
И так долго глядел на цветные огни,
Он так часто рассчитывал курсы монет,
Что уже сосчитал свои дни.
Джа моего удивлённого сердца,
Позволь быть ребёнком, что идёт за тобой.
Джа моего восхищённого сердца,
Уведи моих братьев отсюда домой.
Этот город увяз в вавилонской тоске,
Этот город не слышит ни регги, ни ска,
Этот город висит на одном волоске,
Но не стоит, а-йа-я, того волоска.
Этот город не в кайф никому, кто бы пел о
Свободе и солнце, но сказал же пиит:
Если мавр не сделал ещё своё дело
Мавр просто не может, не может уйти.
Джа моего удивлённого сердца,
Позволь быть ребёнком, что идёт за тобой.
Джа моего восхищённого сердца,
Уведи моих братьев отсюда домой.
This city is stuck in Babylonian sand
Lions scratch his stone air
This city is hanging by one thread
Ethiopian, ayah, holy head.
This city has been dancing in the dark for so long
And so long looked at the colored lights,
He counted coin rates so often,
That has already counted its days.
Ja my surprised heart
Let be the child that comes after you.
Ja my adored heart
Take my brothers home from here.
This city is stuck in Babylonian longing
This city hears neither reggae nor ska
This city is hanging by one thread,
But it’s not worth, ahhh, that hair.
This city is not high to anyone who would sing about
Freedom and the sun, but said the piite:
If the Moor has not done his job yet
The Moor simply cannot, cannot leave.
Ja my surprised heart
Let be the child that comes after you.
Ja my adored heart
Take my brothers home from here.
