обрывая полоски-кресты,
разбивая стекло за стеклом,
изнывая от долгой любви,
A
застывающей чёрной водою в холодных глазах,
Am
на руках,
Em
выношу свою боль из окна на дрожащих руках,
H7
это всё, что угодно, но только не страх,
Em H7
это старая рана открылась, как ставни окна,
H7/F# Em
это память, что тянет меня в небеса
H7 H7/F# H7 H7/F#
в небеса моей древней тоски,
Em
в небеса моей нервной звезды,
H7 H7/F#
в небеса моей первой,
H7 H7/F# Em
до смерти неверной любви,
где ещё ни тебя, ни меня,
то есть я уже есть, но ещё не с тобой,
не с тобой, а с другими, а значит один
на один
с бесконечным движеньем по кругу знакомых подруг,
что под утро уходят к другим, но божественно врут,
уходя, оставляя мне свет, не погашенный в кухне,
посуду и чай на столе,
перламутровый след на подушке, и слёзы под душем,
и мутное что-то в душе,
что-то в душе,
где давно уже нет ничего,
ничего, кроме той же предательски долгой любви,
безнадёжной, как время в часах,
на губах
моей памяти, пьющей спасительный яд из небьющихся чаш,
в коих шорох безумных надежд,
или просто одежд, ниспадающих на пол, не шорох, но шёлк,
что одно уже сводит с ума и опять поднимает меня
в небеса моей древней тоски,
в небеса моей нервной звезды,
в небеса моей первой,
до смерти неверной любви
в небеса…
breaking off strips-crosses,
breaking glass after glass
languishing from long love
A
congealing black water in cold eyes
Am
on hands,
Em
I take my pain out of the window on trembling hands
H7
it’s all, but not fear,
Em h7
this old wound opened like window shutters,
H7 / F # Em
it's a memory that pulls me to heaven
H7 H7 / F # H7 H7 / F #
to the skies of my ancient longing
Em
to the skies of my nervous star
H7 H7 / F #
to my heaven first
H7 H7 / F # Em
to the death of unfaithful love
where still neither you nor me
that is, I already exist, but not yet with you,
not with you, but with others, which means one
for one
with endless movement in a circle of friends of friends,
that in the morning they go to others, but divinely lie,
leaving, leaving me a light not extinguished in the kitchen,
dishes and tea on the table,
a mother-of-pearl mark on the pillow, and tears in the shower,
and something cloudy in my soul
something in the shower
where for a long time there is nothing
nothing but the same treacherously long love
hopeless like time in hours
on the lips
of my memory, drinking saving poison from unbreakable bowls,
in which the rustle of crazy hopes
or just clothes falling to the floor, not rustle, but silk,
that one is already driving me crazy and raising me again
to the skies of my ancient longing
to the skies of my nervous star
to my heaven first
to the death of unfaithful love
to heaven ...
