Закаты холодные рдели,
И ехал за ними вдогон
В частях генерала Эрдели
Тяжёлый армейский фургон.
Сплошной боевой круговертью
Там жили под стоны и крик
Три юных сестры милосердья
И доктор,ворчливый старик.
А в воздухе гибель витала,
Меняя обличье своё,
И если бинтов не хватало,
На полосы рвали бельё.
И души на полосы рвали,
О сломанных судьбах грустя,
Но это припомнит едва ли
Историк столетье спустя.
Доныне из пропасти серой
Глядят роковые года.
Любовью,Надеждой и Верой
Три девушки звались тогда.
Увы,не в сиянии райском
Им виделась русская новь.
И первой в бою под Батайском
Однажды погибла Любовь.
А следом,смежая ресницы
Средь общего горя и зла,
В какой-то тифозной больнице
Надежда сгорела дотла.
Когда же от алого крапа
В Крыму застывала земля,
Одна только Вера по трапу
Всходила на борт корабля.
И вот уже,верьте не верьте,
Но целых полвека с лихвой
В Белграде,в Париже,в Бизерте
Она появлялась живой.
Не трогала горькая старость
Открытое миру лицо,
Ни разу печаль и усталость
Её не сжимали в кольцо.
Не тлела простая одежда.
Но,где бы она ни была,
Повсюду Любовь и Надежда
Над ней возносили крыла.
Cold sunsets
And I followed them after
In the units of General Erdeli
Heavy army van.
Continuous battle whirlwind
They lived there under moans and screams
Three young sisters of mercy
And the doctor, the grumpy old man.
And death was in the air,
Changing your appearance
And if there weren't enough bandages,
Lingerie was torn into strips.
And souls were torn into strips,
Sadness about broken destinies
But it will hardly remember
Historian a century later.
Until now from the abyss of gray
Fatal years are looking.
Love, Hope and Faith
Three girls were called then.
Alas, not in the radiance of paradise
They saw Russian nov.
And the first in the battle at Bataysk
Once Love died.
And then, closing eyelashes
Amid common misery and evil,
In some typhoid hospital
Hope burned to the ground.
When from the scarlet speck
The land froze in Crimea
Vera alone on the ladder
Boarded the ship.
And now, believe not believe,
But for half a century with interest
In Belgrade, in Paris, in Bizerte
She appeared alive.
Didn't touch the bitter old age
A face open to the world
Never once sadness and fatigue
She was not squeezed into a ring.
Simple clothes did not smolder.
But wherever she is
Love and Hope are everywhere
Wings were raised above her.
