Чёрный город зовёт лабиринтами крыш,
расширяя до боли зрачки фонарей.
Ты срываешься в ночь и, как в пропасть, летишь,
сквозь стекло и огонь устремляясь за ней.
Так тиха её радость, и нежность лица
в светлом взгляде такую хранит чистоту,
что готов ты молиться её небесам
и за ней из-под ног целовать пустоту.
Ave, Maria!
Ave, Maria!
Ave, Maria!
Она смотрит с улыбкой на город ночной:
ей открыты все тайны на вечность вокруг,
и, одетая светом, парит над землёй,
не заметив с мольбою протянутых рук.
Ave, Maria!
Black City is calling maze of roofs,
expanding painfully pupils lanterns.
You pluck the night and , as in the gulf , flying ,
through the glass and the fire rushing her.
So quiet her joy and tenderness face
look in the bright stores such purity,
that you're ready to pray her to heaven
and from under her feet kissing void.
Ave, Maria!
Ave, Maria!
Ave, Maria!
She looks with a smile at city night :
she discovered all the secrets around for eternity ,
and dressed light, hovering above the ground,
not noticing outstretched hands imploringly .
Ave, Maria!
