Текст песни Андрей Дзенский feat. Alex Timofeev - К Чёрному морю

Валерий Прокошин

Андрею Коровину

Если к Черному морю однажды приехать — больным, одиноким, расстроенным,
если моря не видеть, а лишь представлять, словно Морис Дрюон.
Пить весь день, пить весь вечер, всю ночь коктебельский коньяк с непутевым Коровиным,
вспоминая все время другую Итаку — советских времен.

Мы там были и пили — по три шестьдесят две, в обычную русскую складчину,
но с французским душком были речи, и мысли, и помыслы все: революция, родина… только потом вечно скатывались в азиатчину:
всё про женщин, про баб, про блядей, и какой, мол, дурак Одиссей.

Мы там были на этой Итаке, скажи, мы клялись, что не будем
такими же,
если что — не вернемся ни к падшей жене, ни к пропащей стране… Если к морю приехать больным, постаревшим, короче,
с затасканным имиджем —
в темноте это Черное море по-черному черным вдвойне.

К опустевшему берегу, дикому пляжу спускается пьяная улица:
кто там голый по пояс стоит? Отвернусь от его наготы.
И на счет раз-два-три повернусь и увижу, что море совсем не волнуется,
что его не волнуют ни Понтий, ни Понт, ни чужие понты.

Valery Prokoshin

Andrey Korovin
    
    If one day to come to the Black Sea - sick, lonely, upset,
    if you don’t see the sea, but only imagine, like Maurice Druon.
    To drink all day, to drink all evening, all night Koktebel cognac with the unkind Korovin,
    remembering all the time another Ithaca - of Soviet times.
    
    We were there and drank - three and sixty-two, in an ordinary Russian fold,
    but there were speeches, thoughts, and thoughts with a French darling: revolution, homeland ... only then they always slipped into Asiatic:
    all about women, about women, about whores, and what, supposedly, a fool Odysseus.
    
    We were there on this Ithaca, say we swore we won’t
    same,
    if anything - we will not return either to the fallen wife or to the lost country ... If you come to the sea, sick, aged, in short,
    with a worn image -
    in the dark, this Black Sea is doubly black black.
    
    A drunk street descends to the deserted shore, wild beach:
    who is there standing to the waist? Turn away from his nakedness.
    And at the expense of one, two or three I’ll turn around and see that the sea is not at all worried,
    that he does not care neither Pontius, nor Pontus, nor strangers.