На краешке той косы, в окрестностях Геленджика,
Как в лодке, в моей горсти пылала твоя рука.
Как мяч, улетающий прочь из круга упругих тел,
Я устремлялся ввысь и жить на земле не хотел.
Я болен был не тобой - я памятью болен был -
Я даже себя самого, как кажется, позабыл.
С меня, как с безмолвных рыб - без кожи и плавников,
Гречанка сдувала пыль, нахваливая улов.
Как будто торгуясь взахлеб, вертела улов в руках
И, морща высокий лоб, смотрела на дно сачка,
Приникнув к моей щеке соленой щекой своей,
Шептала: «Оставь, уйди, забудь навсегда о ней!»
А я, не смыкая век, ладонь тугую ее
Облизывал, точно волк, забывший призванье свое,
И преданней, чем скала, расплавленная на песке,
Дыханье ее хранил в пульсирующем виске.
И от судьбы отрывал, как пуговицы на пиджаке,
И краешек той косы в сентябрьском Геленджике,
И тихую руку твою, пылающую в горсти,
Не зная, как от любви тебя и себя спасти.
On the edge of the braids around Gelendzhik
As in the boat, my handful of burned your hand.
As the ball fly away from the circle of elastic bodies,
I rushed up and live on land that is not wanted.
I'm sick of you was not - I was sick of memory -
I even himself, he seems to have forgotten.
With me as a silent fish - without skin and fins,
Greek fugitive dust, praising catch.
As if trading excitedly, twirling a catch in his hands
And, wrinkling his high forehead, I looked at the bottom of the net,
Priniknuv my cheek to cheek his salt,
Whispered: "Leave, leave, forget all about it!"
And I'm not closing his eyelids, her hand tight
Licks, like a wolf, forgetting his vocation,
And faithfully than the rock melted in the sand,
Her breathing kept in a pulsating temple.
And the fate of comes off as a button on his jacket,
And the edge of the spit in the September Gelendzhik
And calm your hand glowing in his hand,
Not knowing how to love you, and save yourself.
