Перед этим горем гнутся горы,
Не течет великая река,
Но крепки тюремные затворы,
А за ними "каторжные норы"
И смертельная тоска.
Для кого-то веет ветер свежий,
Для кого-то нежится закат -
Мы не знаем, мы повсюду те же,
Слышим лишь ключей постылый скрежет
Да шаги тяжелые солдат.
Подымались как к обедне ранней.
По столице одичалой шли,
Там встречались, мертвых бездыханней,
Солнце ниже и Нева туманней,
А надежда все поет вдали.
Приговор… И сразу слезы хлынут,
Ото всех уже отделена,
Словно с болью жизнь из сердца вынут,
Словно грубо навзничь опрокинут,
Но идет... Шатается... Одна...
Где теперь невольные подруги
Двух моих осатанелых лет?
Что им чудится в сибирской вьюге,
Что мерещится им в лунном круге?
Им я шлю прощальный мой привет.
Before this grief bend mountain,
Not great river flows,
But the strong prison gates,
And behind them & quot; servitude hole & quot;
And mortal anguish.
For some, the wind is blowing fresh,
For someone basked sunset -
We do not know, we are the same everywhere,
We hear a gnashing of hateful keys
Yes, heavy steps of soldiers.
Rises as early Mass.
In the capital went wild,
They met the lifeless dead,
Sun below and Neva fog,
And hope all singing away.
The verdict ... And once the tears gush,
From all already separated,
Like the pain of a life of the heart is removed,
As if rudely overturned backwards,
But there is one ... ... shall reel ...
Where is the unwitting girlfriend
Two years of my rabid?
What he fancies in a Siberian blizzard,
What imagining them in the lunar circle?
They are, I send my greetings farewell.