Вот это я тебе, взамен могильных роз,
Взамен кадильного куренья;
Ты так сурово жил и до конца донес
Великолепное презренье.
Ты пил вино, ты как никто шутил
И в душных стенах задыхался,
И гостью страшную ты сам к себе впустил
И с ней наедине остался.
И нет тебя, и все вокруг молчит
О скорбной и высокой жизни,
Лишь голос мой, как флейта, прозвучит
И на твоей безмолвной тризне.
О, кто поверить смел, что полоумной мне,
Мне, плакальщице дней погибших,
Мне, тлеющей на медленном огне,
Всех потерявшей, все забывшей, -
Придется поминать того, кто, полный сил,
И светлых замыслов, и воли,
Как будто бы вчера со мною говорил,
Скрывая дрожь смертельной боли.
1940. Фонтанный Дом
Here I am to you, instead of grave roses,
Instead of Cadyl Kurtie;
You so severely lived and fully reported
Gorgeous contempt.
You drank wine, you like no one joked
And in the stuffy walls chuckled,
And the gost is terrible you put in myself
And with her alone remained.
And no you, and everything is silent
About sorrowful and high life,
Only my voice like flute will sound
And on your silent trian.
Oh, who to believe boldly, that I am ashamed,
Me, the dues of the dead
Me smoldering on slow fire
All lost, all forgotten, -
Will have to remember who, full of strength,
And bright ideas, and will,
As if yesterday I said with me,
Hiding trembling deadly pain.
1940. Fountain House
