Текст песни Анон - Сплетаемся в объятьях братских

Сплетаемся в объятьях братских.

Крепкие руки десантные крепкие тела обхватывают. Целуем друг друга в уста. Молча целуем, по-мужски, без бабских нежностей. Целованием друг друга распаляем и приветствуем. Сервиторы между нами суетятся с горшками адамантиевыми, мазью некромундской полными. Зачерпываем мази густой, ароматной, мажем себе уды. Снуют бессловесные сервиторы аки тени, ибо не светится у них ничего.

— Сангвиний! — восклицает Данте.

— Кровь Сангвиния! — восклицаем мы.

Встает Данте первым. Приближает к себе Мефистона. Вставляет Мефистон в Мастера верзоху уд свой. Кряхтит Данте от удовольствия, скалит в темноте зубы белые. Обнимает Мефистона Корбуло, вставляет ему смазанный рог свой. Ухает Мефистон утробно. Корбуле Астарот Мрачный заправляет, Астароту — Тихо, а уж Тихо липкую сваю забить и мой черед настал. Обхватываю брата левокрылого левою рукою, а правой направляю уд свой ему в верзоху. Широка верзоха у брата Тихо. Вгоняю уд ему по самые ядра багровые. Тихо даже не крякает: привык, кровавый ангел коренной. Обхватываю его покрепче, прижимаю к себе, щекочу черным карапасом. А уж ко мне Лемартес пристраивается. Чую верзохой дрожащую булаву его. Увесиста она — без толчка не влезет. Торкается Лемартес, вгоняет в меня толстоголовый уд свой. До самых кишок достает махина его, стон нутряной из меня выжимая. Стону в ухо Тихо. Лемартес кряхтит в мое, руками молодецкими меня обхватывает. Не вижу того, кто вставляет ему, но по кряхтению разумею — уд достойный. Ну, да и нет среди нас недостойных — всем техжрецы уды обновили, укрепили, обустроили. Есть чем и друг друга усладить, и врагов Императора наказать. Собирается, сопрягается гусеница космодесантная. Ухают и кряхтят позади меня. По закону ордена левокрылые с правокрылыми чередуются, а уж потом скауты пристраивается. Так у Данте заведено. И слава Императору…

По вскрикам и бормотанию чую — скаутов черед пришел. Подбадривает Данте их:

— Не робей, зелень!

Стараются молодые, рвутся друг другу в верзохи тугие. Помогают им сервиторы темные, направляют, поддерживают. Вот предпоследний молодой вскрикнул, последний крякнул — и готова гусеница. Сложилась. Замираем.

— Сангвиний! — кричит Данте.

— Кровь Сангвиния! — гремим в ответ.

Шагнул Данте. И за ним, за головою гусеницы двигаемся все мы. Ведет Данте нас в купель. Просторна она, вместительна. Теплою кровью наполняется, заместо ледяной.

— Сангвиний! Сангвиний! — кричим, обнявшись, ногами перебирая.

Идем за Данте. Идем. Идем. Идем гусеничным шагом. Светятся муде наши, вздрагивают уды в верзохах.

— Сангвиний! Сангвиний!

Входим в купель. Вскипает кровь пузырями воздушными вокруг нас. По муде погружается Данте, по пояс, по грудь. Входит вся гусеница космодесантная в купель. И встает.

Теперь — помолчать время. Напряглись руки мускулистые, засопели ноздри молодецкие, закряхтели десантники. Сладкой работы время пришло. Окучиваем друг друга. Колышется кровь вокруг нас, волнами ходит, из купели выплескивается. И вот уж подступило долгожданное, дрожь по всей гусенице прокатывается. И:

— Сангвиниииий!!!

Дрожит потолок сводчатый. А в купели — шторм девятибалльный.

—Сангвиниииий!!!

Реву в ухо Тихо, а Лемартес в мое вопит:

— Сангвиниииий!!

Император, помоги нам не умереть

Неописуемо. Потому как божественно.

Райскому блаженству подобно возлежание в мягких лонгшезах-лежаках после кроваво-ангельского совокупления. Свет включен, шампанское в ведерках на полу, еловый воздух, Второй концерт Рахманинова для фортепиано с оркестром. Данте наш после совокупления любит музыку с древней Тeрры послушать. Возлежим расслабленные. Гаснут огни в мудях. Пьем молча, дух переводим.

We are weaving in the arms of the fraternal

Strong arms of the landing strong bodies clasp. We kiss each other on the mouth. We kiss in silence, like a man, without a woman's tenderness. Kissing each other inflame and greet. Servitors between us scurry about with pots of adamantium full of necromundic ointment. We scoop up a thick, fragrant ointment, we smear ourselves with ouds. Wordless servitors scurry about like shadows, for they have nothing to shine.

- Sanguinius! Dante exclaims.

- Blood of Sanguinius! We exclaim.

Dante gets up first. Draws Mephiston closer to him. Mephiston inserts his oud into the Master. Dante grunts with pleasure, bares white teeth in the dark. He embraces Mephiston Corbulo, inserts his oiled horn for him. Mephiston eats in the uterus. Astarot the Dark runs Korbule, Astarot - Quietly, and quietly to hammer in the sticky pile and my turn has come. I embrace my left-winged brother with my left hand, and with my right I direct my oud to him at the top. Brother Tycho has a wide mountain. I drive the oud to his very kernels crimson. Quietly does not even quack: used to, the bloody angel is indigenous. I grab him tighter, hold him to me, tickle him with black carapace. And Lemartes is joining me. I can sense his trembling mace on the top. It is weighty - it won't fit without a push. Lemartes pokes, drives his fat-headed oud into me. The colossus reaches the very intestines, squeezing the groan from inside me. Moan in my ear Quiet. Lemartes groans into mine, grabs me with valiant arms. I do not see the one who puts it in, but by grunting I understand - a worthy oud. Well, yes, and there are no unworthy among us - the Uds of the tech-priests have updated, strengthened, and equipped all of them. There is something to please each other and punish the enemies of the Emperor. The spaceborne caterpillar is going to mate. Wheeze and groan behind me. According to the law of the order, left-winged and right-winged ones alternate, and only then the scouts are attached. So Dante has it. And glory to the Emperor ...

From the screams and muttering, I can smell the scouts' turn. Dante encourages them:

- Don't be shy, greens!

Young people try, they are torn to each other in tight heights. Dark servitors help them, direct, support. Here the penultimate young man screamed, the last grunted - and the caterpillar is ready. It took shape. Let's freeze.

- Sanguinius! Dante shouts.

- Blood of Sanguinius! - we thunder in response.

Dante took a step. And behind him, behind the head of the caterpillar, we all move. Dante leads us into the font. It is spacious, roomy. Fills with warm blood, instead of ice.

- Sanguinius! Sanguinius! - we shout, embracing, turning our legs.

Let's go for Dante. Come on. Come on. We go with a caterpillar step. Our mude shines, the ouds in the heights shudder.

- Sanguinius! Sanguinius!

We enter the font. Blood boils with air bubbles around us. Dante plunges in muda, up to the waist, up to the chest. The entire spaceborne caterpillar enters the font. And gets up.

Now it's time to shut up. Muscular arms strained, valiant nostrils puffed up, paratroopers groaned. The time has come for sweet work. We huddle each other. Blood ripples around us, walks in waves, splashes out of the font. And now the long-awaited has come, a shiver rolls over the entire caterpillar. AND:

- Sanguiniiii !!!

The vaulted ceiling trembles. And in the font - a storm of nine points.

—Sangviniiii !!!

Roar in my ear Quiet, and Lemartes in mine yells:

- Sanguiniiii !!

Emperor, help us not to die

Indescribable. Because it is divine.

Paradise bliss is similar to reclining in soft longsheets-loungers after blood-angelic copulation. Lights on, champagne in buckets on the floor, fir air, Rachmaninoff's Second Concerto for piano and orchestra. Our Dante after copulation loves to listen to music from ancient Terra. We recline relaxed. The lights go out in the muda. We drink in silence, we take a breath.