Евтушенко
Милая, не надо слов обидных,
что ищу дешёвой суеты.
У меня на свете две любимых —
это революция и ты.
Стала революция фамильной,
воплотилась в песни и листье.
Пишут книги, ставят кинофильмы,
лекции читают про неё.
Но её большие годовщины
не одни итоги громких дат.
Вижу на лице её морщины
от измен, раздумий и утрат.
Вижу всё, но я не просто каюсь —
очищаюсь и готовлюсь в бой.
На колени тихо опускаюсь
перед нею и перед тобой.
Била меня жизнь, а не добила.
Но, за уставание виня,
вы стоите, две моих любимых,
смотрите тревожно на меня.
Признаюсь вам с горькой неулыбкой,
сколько понабилось в дни мои
самой всякой дружбы невеликой,
самой всякой маленькой любви.
Мы меня, любимые, простите,
не ругайте с нынешнего дня.
Вы меня в дорогу проводите,
вы любите всё-таки меня.
Ухожу я не с одной виною —
с мужеством и правдою в груди,
честный перед тем, что за спиною,
сильный перед тем, что впереди.
1955
Евтушенко
Милая, не надо слов обидных,
что ищу дешёвой суеты.
У меня на свете две любимых —
это революция и ты.
Стала революция фамильной,
воплотилась в песни и листье.
Пишут книги, ставят кинофильмы,
лекции читают про неё.
Но её большие годовщины
не одни итоги громких дат.
Вижу на лице её морщины
от измен, раздумий и утрат.
Вижу всё, но я не просто каюсь —
очищаюсь и готовлюсь в бой.
На колени тихо опускаюсь
перед нею и перед тобой.
Била меня жизнь, а не добила.
Но, за уставание виня,
вы стоите, две моих любимых,
смотрите тревожно на меня.
Признаюсь вам с горькой неулыбкой,
сколько понабилось в дни мои
самой всякой дружбы невеликой,
самой всякой маленькой любви.
Мы меня, любимые, простите,
не ругайте с нынешнего дня.
Вы меня в дорогу проводите,
вы любите всё-таки меня.
Ухожу я не с одной виною —
с мужеством и правдою в груди,
честный перед тем, что за спиною,
сильный перед тем, что впереди.
1955
