На длинных нерусских ногах
Стоит, улыбаясь некстати,
А шерсть у него на боках
Как вата в столетнем халате.
Должно быть, молясь на восток,
Кочевники перемудрили,
В подшерсток втирали песок
И ржавой колючкой кормили.
Горбатую царскую плоть,
Престол нищеты и терпенья,
Нещедрый пустынник-господь
Слепил из отходов творенья.
И в ноздри вложили замок,
А в душу - печаль и величье,
И верно, с тех пор погремок
На шее болтается птичьей.
По Черным и Красным пескам,
По дикому зною бродяжил,
К чужим пристрастился тюкам,
Копейки под старость не нажил.
Привыкла верблюжья душа
К пустыне, тюкам и побоям.
А все-таки жизнь хороша,
И мы в ней чего-нибудь стоим.
On long non-Russian legs
Stands, smiling in a summary
And his wool on his sides
Like cottage in a centenary coat.
Must be praying east
Nomads cleared
In the undercoat rubbed the sand
And rusty spiny fed.
Gorbatu royal flesh,
Throne poverty and patience,
Hosted wilderness-Lord
Flued from the waste of creativity.
And in the nostrils put the castle,
And in the soul - sadness and greatness,
And right, since we
The neck dangles bird.
On black and red sands,
On the wilderness of the ramp
To the stranger was addicted to bales,
A penny for old age did not profit.
Having used camel soul
To the desert, bales and beatings.
Still, life is good,
And we stand something in it.
