Текст песни Артем Эн - Эпоха безнадёжных мечтателей

Я первый скульптор, которому довелось оказаться внутри камня.
© Хулио Кортасар

Я беру камень и отсекаю всё лишнее.
© Микеланджело Буонарроти

1

Деревья лысели.
Птицы летели на север.
Жатва обирала посевы.
В дома возвращались семьи.
Мир пустел.
Ты одна.
Ты одна могла быть всем.
Всеми.

Когда руки гладили глину
или
твои волосы длинные
цвета оникс,
что легли на
ладони,
я изучал природу их линий:
искусство таилось в каждом извиве.
Ты одна
могла слезами заменить ливень,
а смехом – рай,
а смертью – мрак,
а шутками о Перпетуум-мобиле –
Перпетуум-мобиле.
Ты одна могла быть всем.
Но только для меня.

2

Как же ноябрь напоминает апрель,
в частности, творческим забвеньем.
Даже Бог переставал скорбеть
и на минуту останавливал время:
когда я брал в руки скарпель,
любой камень раздавался пеньем.

За окном начиналась эпоха потерь –
осенью погибает любой сангвиник.
Точно так листком падает Бог на постель
и не может встать, маясь ангиной.
Я беру его тело, чтобы тихо раздеть
и на ватмане отобразить мелком сангины.

Любая женщина променяет себя на стихи.
Сложнее сломить Бога занять нужную позу.
Со всеми его дефектами справляется мастихин,
в конце концов – он всего лишь воздух,
и именно этим он меня восхитил.
Высечь из глыбы Ничто – это не так-то просто.

Я пытаюсь ужиться с камнем, стать им.
Чем меня меньше – тем ему легче.
В прессе обо мне появились статьи,
мол, безумный, не скульптор – лепщик.
Я плевал. Мне с ума уже не сойти.
Эта глыба и руки – вот все мои вещи.

3

Мертвый Брюгге хранил лебедей.
Дома у воды толпились, терлись плечами.
Заблудший домовый сыч талдычил: быть беде, быть беде,
быть беде.
И печали.

Постепенно валун обретал черты
сначала схемы, потом скелета,
потом откололось ребро.
И появилась ты.
Как ювелир-анатом я тебя исследовал.

Выкупав тебя в росе,
на животе высек латынью орнамент:
«Mea matris, mea filia, meum amor»*
Ты одна. Ты была для меня всем.
Я был для тебя тем, чем был для меня мой камень.

Который несовершенство терял в полноте.
Я убирал лишнее,
грамм за граммом.
А когда он стал размером с ладонь,
я похолодел,
поняв, что моя скульптура – за гранью.

Мертвый Брюгге встречал туман,
сквозь который шли люди, как грустные камни.
Лишь тогда осознал,
кáк мир нещадно мал,
когда перед Ничто я стоял с пустыми руками.

*Моя мать, моя дочь, моя любовь.

I am the first sculptor who happened to be inside a stone.
© Julio Cortazar

I take a stone and cut off everything unnecessary.
© Michelangelo Buonarroti

one

The trees are bald.
The birds flew north.
The harvest took the crops.
Families returned to their homes.
The world was empty.
You are alone.
You alone could be everything.
Everyone.

When hands stroked the clay
or
your hair is long
onyx color,
what lay on
palms,
I studied the nature of their lines:
art lurked in every twist.
You are alone
could replace the downpour with tears,
and laughter - paradise,
and death is darkness,
and jokes about Perpetuum mobile -
Perpetuum mobile.
You alone could be everything.
But only for me.

2

How does November resemble April
in particular, creative oblivion.
Even God stopped grieving
and stopped time for a minute:
when I took a scarpel in my hands,
any stone sounded like a song.

The era of losses began outside the window -
in the fall, any sanguine person dies.
Similarly, God falls on the bed with a leaf
and cannot get up, suffering from a sore throat.
I take his body to undress quietly
and on a Whatman paper display with small sanguines.

Any woman will exchange herself for poetry.
It is more difficult to break God to take the right position.
A palette knife copes with all his defects,
in the end - he's just air,
and that is what delighted me.
To carve Nothing out of a block is not so easy.

I'm trying to get along with the stone, to become it.
The less I am, the easier it is for him.
Articles about me appeared in the press,
they say, insane, not a sculptor - a molder.
I didn't care. I can't go crazy anymore.
This lump and arms are all my things.

3

Dead Bruges kept the swans.
Houses by the water crowded, rubbing shoulders.
The lost house owl talked: to be in trouble, to be in trouble,
the fat is in the fire.
And sadness.

Gradually, the boulder took on features
first a diagram, then a skeleton,
then a rib broke off.
And you appeared.
As an anatomical jeweler, I researched you.

Redeeming you in the dew
I carved an ornament on the stomach in Latin:
"Mea matris, mea filia, meum amor" *
You are alone. You were everything to me.
I was to you what my stone was to me.

Who lost imperfection in fullness.
I took away the excess
gram by gram.
And when he became the size of a palm,
I'm cold
realizing that my sculpture is beyond the bounds.

Dead Bruges met the fog
through which people walked like sad stones.
Only then did I realize
how the world is mercilessly small,
when in front of Nothing I stood empty-handed.

* My mother, my daughter, my love.