Знаешь, я стал расчетливым...
С последним насморком вышел из головы сумбур,
И как бы это все не звучало,
Но мне нравилось раньше, как мелочь бренчала
В карманах, а теперь только нравится шелест купюр...
Чем дальше, тем и отчетливей.
Знаешь, я начал ценить сон.
Не уснуть - соседи звенят полупустой тарой,
Старый пень такой среди топляков.
Надо раньше было слушать тех сопляков,
Что вдогонку кричали: «Старый!»
А я как будто не услышал, или же оглушен.
Знаешь, я стал (презрительно даже себе)
Черствым, как старый хлеб,
По отношению к самым родным и самым далеким.
Я наэлектризован, поэтому бью током,
И разницы нет
По кому. Может даже хоть по тебе.
Но знаешь, все так же беснуюсь,
Все так же киплю чайником со свистком,
Когда кто-то, пусть это и явно,
Лучше и чище меня окаянного,
Живет белым таким листком,
А я вот-вот изрисуюсь.
You know, I became calculating ...
With the last runny nose came out of the head of Supbar,
And how would it all sound,
But I liked before, as a trifle braced
In pockets, and now just like the rustle bill ...
The farther, the more distinct.
You know, I started to appreciate the dream.
Do not fall asleep - neighbors ring a half-empty package,
Old stump is such among the tops.
It was necessary to listen to those skills before
What was screaming: "Old!"
And I seemed to hear, or stunned.
You know, I became (contemptuously even myself)
Worn like an old bread
In relation to the most native and most distant.
I am electrified, so I beat current
And there is no difference
About whom. Maybe even at least for you.
But you know, everything is still swearing
All the same boil the teapot with a whistle,
When someone, let it clearly
Better and cleaner me
Lives white such a leaf
And I am about - I mean.
