Повороты на улицах, вереницами лестницы,
Я хотел бы повеситься, но летят мои месяцы,
Осень та, что изменщица, ночь – проклятая пьяница,
Каруселью событий в голове мысли скалятся,
Дождь в окне и по улицам, грусть в душе ерепенится,
Я хотел бы повеситься: до весны не дотерпится!
Повороты угрюмые, тень советской ментальности
До блевоты постылые и до боли провальные.
Заговоры дворцовые, с жиру властные бесятся,
В девятьсот мне семнадцатом до весны не дотерпится.
Словно в тридцать седьмом опять у холодной стены стою,
Холод пыльных дорог звенит, снова в даль я не посмотрю.
Закружила, замаяла, загубила до трещины,
И по скудным историям мысли бешено взвенчены.
Осень та, что изменщица, ночь – проклятая пьяница,
Каруселью событий в голове мысли скалятся.
Закоулки дворовые, словно гадины вертятся,
Ночь – проклятая пьяница, в смерть уже мне не верится.
Дождь сырой, что на голову грязным холодом метится,
Доживу до последнего, может осень изменится.
Turns on the streets, strings of the ladder,
I wanted to hang myself, but my fly months
Autumn is that izmenschitsa night - damn drunk,
event Carousel in the head thought the rock,
Rain in the window and on the streets, the sadness in my heart bristle,
I would like to be hung up: to spring is not doterpit!
Turns gloomy shadow of the Soviet mentality
Prior to vomit hateful and painfully failing.
Conspiracies palace, with fat rage power,
At nine I seventeenth until the spring is not doterpit.
Like in the thirty-seventh again in the cold walls standing,
Cold dusty roads rings, again in what I see.
Spun, zamayala, ruined to the crack,
And poor history of thought wildly vzvencheny.
Autumn is that izmenschitsa night - damn drunk,
event Carousel in the head thought the rock.
Crannies yard like vermin revolve,
Night - damn drunk, to death did not believe me.
Rain of crude that the head is labeled a dirty cold,
Before they reach the latter may fall change.
