Она легка. Движения легки.
Как обреченность ноты в детском хоре.
И вся она – как молодость реки,
не знающей о неизбежном море.
И если смею я взглянуть тайком
в сплетенье томных смуглых очертаний,
то бог внутри рождается комком
отчаянья немеющей гортани.
В созвездье губ и глаз, висков и скул,
я, до глубин подобных не доросший,
узрел не красоту, но скорбь, тоску,
узрел непозволительную роскошь.
Непозволительную роскошь бытия.
Так, мотылек, описывая петли
вокруг огня свечного фитиля,
влюблен в грядущем в невозвратность пепла.
И потому мой вывод скуп и скор.
Она, изящной легкости образчик,
являет мне не страсть – тоску и скорбь
об ускользающем и уходящем.
Она легенда времени о том,
что краткое обречено быть острым.
Так в шепоте, прижав распятье ртом,
находят не сближенье – перекресток.
It is easy. Movement is easy.
Like the doomes of notes in children's choir.
And the whole she is like the youth of the river,
not knowing about the inevitable sea.
And if I dare, I take a secret
in the plexus of languid dark outlines,
then God inside is born lump
Desparal of the Mule Glow.
In the constellation of lips and eyes, temples and cheek
I, before the depths of this, did not deese
Jerked not beauty, but grief, longing,
Uzröl is a non-disabilities.
Unqualious luxury of being.
So, moth describing the loops
around the fire of candle wick,
In love with the coming in the irrevocability of ash.
And because my withdrawal is a stingy and soon.
She, elegant ease of the sample,
represents me not passion - longing and sorrow
about escaping and leaving.
She legend time about
that brief is doomed to be sharp.
So in whisper, pressing the mouth crucifice,
Find no rapprocity - crossroads.
