У меня не осталось сил на самоанализ как исток творчества; у меня не осталось соображений о маленьком месте в маленькой культуре; не осталось красивых слов (метафорической репрезентации рефлексивных усилий); все что осталось - глухая и злая тоска по городу, где я вырос.
Моя судьба не отличается хотя бы каким-либо трагизмом, я совершенно непримечателен, и тождественен тысяче других, и из местной пыльной картотеки жизней только наугад мою с примятым краем карту вы вытащите. Как колония тараканов в гнилых стенах общаги, мы здесь до ближайшего раза, когда они нас потравят, а пока бегаем по кратчайшему пути к еде, любви, зрелищам чтобы насильно забыть, где мы находимся.
Но неужели я один не чувствую права улыбаться, вешать шторы, обустраивать свой уютный карцер, когда за ширмой быта сидит безжалостное знание четырехзначного числа в окне измерения расстояния в google earth между геолокацией и маркером дом.
У меня нет оправданий своей нелепости, я сыт и одет, мне не о чем тревожиться. Не иначе как все свои горести я изобрел, чтобы уклониться от работы.
I did not have the strength to introspection as the source of creativity; I have no thoughts left about a small place in a small culture; There were no beautiful words (metaphorical representation of reflexive efforts); All that remains is the deaf and angry longing across the city where I grew up.
My fate does not differ at least any tragedy, I am completely unremarkable, and is identical to the thousand others, and from the local dust file of lives, only at random with a crushed edge you will pull out the map. Like a colony of cockroaches in the rotten walls of the hostel, we are here until they will poison us, but for now we run along the shortest path to food, love, spectacles to forcibly forget where we are.
But do I really don’t feel the right to smile, hang curtains, equip my cozy punishment, when a ruthless knowledge of a four -digit number in the distance of the distance in Google Earth between geolocation and marker house sits behind the screen of everyday life.
I have no excuses of my absurdity, I am fed and dressed, I have nothing to worry about. Not otherwise than I invented all my sorrows to evade work.