Вот недели были: как бог рисовал рукой.
Горький марганец лился, кровь заливала глаз.
Сиротился мой город, жался к тебе рекой,
Шлюховатой Москвой-рекой, не прося ни ласк
Ни хотя бы твоей божественной крутизны:
Пары строчек - когда-нибудь опознать могилку.
Ты - мозоли на пальцах, ты вмятинки от струны.
Ты не стоишь ни слова, ни ссадинки, ни ухмылки.
Погляди - я истерся, выцвел, переболел!..
Мне тут девушки пишут "Здравствуйте, вам легчает?"
Я привычно строчу "I`m fine". Это мой предел,
Это стиль - воспевать того, кто не замечает,
Как закат над домами затеплился и погас.
У соседки играет блюз, фонари мерцают.
Вот нелепо и жутко - стать властелином фраз,
Чтобы петь для того, кто дремлет в концертном зале.
These were the weeks: how God painted with his hand.
Bitter manganese poured, blood flooded the eye.
My city was orphaned, pressed like a river to you,
Slutty Moscow River, without asking for any kindness
Not even your divine coolness:
A couple of lines - someday identify the grave.
You are calluses on your fingers, you are dents from a string.
You are not worth a word, not a bruise, not a grin.
Look - I'm worn out, faded, ill! ..
Here girls write to me "Hello, is it easier for you?"
I used to write "I`m fine". This is my limit
It's a style to sing about someone who doesn't notice
How the sunset over the houses warmed up and went out.
The blues is playing at the neighbor's, the lights are flickering.
It's ridiculous and creepy to become the master of phrases,
To sing for the one who slumbers in the concert hall.
