Иосиф Бродский (1975)
Мексика. 1867 г. Революция
В ночном саду под гроздью зреющего манго
Максимильян танцует то, что станет танго.
Тень возвращается подобьем бумеранга,
температура, как под мышкой, тридцать шесть.
Мелькает белая жилетная подкладка.
Мулатка тает от любви, как шоколадка,
в мужском объятии посапывая сладко.
Где надо - гладко, где надо - шерсть.
А в тишине под сенью девственного леса
Хуарец, действуя как двигатель прогресса,
забывшим начисто, как выглядят два песо,
пеонам новые винтовки выдает.
Затворы клацают; в расчерченной на клетки
Хуарец ведомости делает отметки.
И попугай весьма тропической расцветки
сидит на ветке и вот так поет:
"Презренье к ближнему у нюхающих розы
пускай не лучше, но честней гражданской позы.
И то и это вызывает кровь и слезы.
Тем более в тропиках у нас, где смерть, увы,
распространяется, как мухами - зараза,
иль как в кафе удачно брошенная фраза,
и где у черепа в кустах всегда три глаза,
и в каждом - пышный пучок травы".
Joseph Brodsky (1975)
Mexico. 1867 Revolution
In a night garden under a bunch of ripening mangoes
Maximilian dances what will become tango.
A shadow returns like a boomerang
temperature, under the arm, thirty-six.
A white vest lining flickers.
The mulatto melts with love like a chocolate bar
in a male hug sniffing sweetly.
Where necessary - smoothly, where necessary - wool.
And in silence under the canopy of a virgin forest
Huarez, acting as an engine of progress,
completely forgotten what two pesos look like
gives the rifles new rifles.
The shutters click; in cell-lined
Huarez statements makes marks.
And a very tropical parrot
sits on a branch and sings like this:
"Contempt for the neighbor at smelling roses
let no better, but more honest civil posture.
And this and that causes blood and tears.
Especially in the tropics here, where death, alas,
spread like flies - an infection,
il like in a cafe a successfully abandoned phrase,
and where the skull in the bushes always has three eyes,
and each one has a lush bunch of grass. "
