Слова и музыка Б. Окуджава
Синяя крона, малиновый ствол, звяканье шишек зеленых.
Где-то по комнатам ветер прошел: там поздравляли влюбленных.
Где-то он старые струны задел - тянется их перекличка...
Вот и январь накатил-налетел, бешеный, как электричка.
Мы в пух и прах наряжали тебя, мы тебе верно служили.
Громко в картонные трубы трубя, словно на подвиг спешили.
Даже поверилось где-то на миг (знать, в простодушии сердечном):
Женщины той очарованный лик слит с твоим празднеством вечным.
В миг расставания, в час платежа, в день увядания недели
чем это стала ты нехороша? Что они все, одурели?!
И утонченные как соловьи, гордые, как гренадеры,
что же надежные руки свои прячут твои кавалеры?
Нет бы, собраться им - время унять, нет бы им всем - расстараться.
Но начинают колеса стучать: как тяжело расставаться!
Но начинается вновь суета. Время по-своему судит.
И в суете тебя сняли с креста, и воскресенья не будет.
Ель моя, Ель - уходящий олень, зря ты, наверно, старалась:
Женщины той осторожная тень в хвое твоей затерялась!
Ель моя, Ель, словно Спас на крови, твой силуэт отдаленный,
будто бы след удивленной любви, вспыхнувшей, неутоленной.
1966
Words and music by B. Okudzhava
Blue crown, raspberry trunk, tinkling green cones.
Somewhere in the rooms the wind passed: there they congratulated the lovers.
Somewhere he touched the old strings - their roll call lasts ...
So January rolled up, furious, like an electric train.
We dressed you to the nines, we served you faithfully.
Blowing loudly into cardboard pipes, as if in a hurry.
I even believed somewhere for a moment (to know, in the innocence of the heart):
Women of that enchanted face are merged with your eternal festival.
At the moment of separation, at the time of payment, on the day of the wilting of the week
how did you become bad? What are they all, stupefied ?!
And refined as nightingales, proud as grenadiers,
What do your gentlemen hide their reliable hands?
If it weren’t for them to gather, it’s time to calm down, if there wasn’t for them all, it would be worth it.
But the wheels begin to knock: how hard it is to part!
But the fuss begins again. Time judges in its own way.
And in the bustle you were taken off the cross, and Sunday will not be.
My spruce, Spruce is a departing deer, in vain you probably tried:
Women of that careful shadow in your needles was lost!
My spruce, Spruce, as if Spas on blood, your silhouette is distant,
as if a trace of surprised love, flared up, unquenched.
1966
