Текст песни М. Ю. Лермонтов - Мцыри. Часть 1

1.Мцыри - на грузинском языке
значит "неслужащий монах", нечто вроде "послушника".
(Прим. Лермонтова.)

Немного лет тому назад,
Там, где, сливаяся, шумят,
Обнявшись, будто две сестры,
Струи Арагвы и Куры,
Был монастырь. Из-за горы
И нынче видит пешеход
Столбы обрушенных ворот,
И башни, и церковный свод;
Но не курится уж под ним
Кадильниц благовонный дым,
Не слышно пенье в поздний час
Молящих иноков за нас.
Теперь один старик седой,
Развалин страж полуживой,
Людьми и смертию забыт,
Сметает пыль с могильных плит,
Которых надпись говорит
О славе прошлой – и о том,
Как, удручен своим венцом,
Такой-то царь, в такой-то год,
Вручал России свой народ.

//-- * * * --//

И божья благодать сошла
На Грузию! Она цвела
С тех пор в тени своих садов,
Не опасаяся врагов,
3а гранью дружеских штыков.

2
Однажды русский генерал
Из гор к Тифлису проезжал;
Ребенка пленного он вез.
Тот занемог, не перенес
Трудов далекого пути;
Он был, казалось, лет шести,
Как серна гор, пуглив и дик
И слаб и гибок, как тростник.
Но в нем мучительный недуг
Развил тогда могучий дух
Его отцов. Без жалоб он
Томился, даже слабый стон
Из детских губ не вылетал,
Он знаком пищу отвергал
И тихо, гордо умирал.
Из жалости один монах
Больного призрел, и в стенах
Хранительных остался он,
Искусством дружеским спасен.
Но, чужд ребяческих утех,
Сначала бегал он от всех,
Бродил безмолвен, одинок,
Смотрел, вздыхая, на восток,
Гоним неясною тоской
По стороне своей родной.
Но после к плену он привык,
Стал понимать чужой язык,
Был окрещен святым отцом
И, с шумным светом незнаком,
Уже хотел во цвете лет
Изречь монашеский обет,
Как вдруг однажды он исчез
Осенней ночью. Темный лес
Тянулся по горам кругам.
Три дня все поиски по нем
Напрасны были, но потом
Его в степи без чувств нашли
И вновь в обитель принесли.
Он страшно бледен был и худ
И слаб, как будто долгий труд,
Болезнь иль голод испытал.
Он на допрос не отвечал
И с каждым днем приметно вял.
И близок стал его конец;
Тогда пришел к нему чернец
С увещеваньем и мольбой;
И, гордо выслушав, больной
Привстал, собрав остаток сил,
И долго так он говорил:

3
«Ты слушать исповедь мою
Сюда пришел, благодарю.
Все лучше перед кем-нибудь
Словами облегчить мне грудь;
Но людям я не делал зла,
И потому мои дела
Немного пользы вам узнать,
А душу можно ль рассказать?
Я мало жил, и жил в плену.
Таких две жизни за одну,
Но только полную тревог,
Я променял бы, если б мог.
Я знал одной лишь думы власть,
Одну – но пламенную страсть:
Она, как червь, во мне жила,
Изгрызла душу и сожгла.
Она мечты мои звала
От келий душных и молитв
В тот чудный мир тревог и битв,
Где в тучах прячутся скалы,
Где люди вольны, как орлы.
Я эту страсть во тьме ночной
Вскормил слезами и тоской;
Ее пред небом и землей
Я ныне громко признаю
И о прощенье не молю.

4
Старик! я слышал много раз,
Что ты меня от смерти спас –
Зачем?.. Угрюм и одинок,
Грозой оторванный листок,
Я вырос в сумрачных стенах
Душой дитя, судьбой монах.
Я никому не мог сказать
Священных слов «отец» и «мать».
Конечно, ты хотел, старик,
Чтоб я в обители отвык
От этих сладостных имен, –
Напрасно: звук их был рожден
Со мной. И видел у других
Отчизну, дом, друзей, родных,
А у себя не находил
Не только милых душ – могил!
Тогда, пустых не тратя слез,
В душе я клятву произнес:
Хотя на миг когда-нибудь
Мою пылающую грудь
П

1.Mtsyri - in Georgian
means "non-serving monk," something like "novice."
(Approx. Lermontov.)
 
 A few years ago
   Where, merging, they make noise
   Hugging like two sisters
   Jets of Aragva and Hens,
   There was a monastery. Because of the mountain
   And now he sees a pedestrian
   Pillars of the collapsed gate
   Both the towers and the church arch;
   But do not smoke already under it
   Censers incense smoke,
   Can't hear the singing in the late hour
   Praying monks for us.
   Now one old gray-haired man,
   The ruins of the half-dead guard
   Forgotten by people and death
   Sweeps dust off gravestones
   Of which the inscription says
   About the glory of the past - and that
   Like, dejected by his crown,
   Such and such a king, in such and such a year,
   He handed over his people to Russia.

 // - * * * - //

   And God's grace has come down
   To Georgia! She bloomed
   Since then, in the shade of their gardens,
   Without fear of enemies
   3a brink of friendly bayonets.

   2
   Once a Russian general
   He drove from the mountains to Tiflis;
   He was carrying a captive child.
   He fell ill, could not bear
   Proceedings of a long journey;
   He was about six years old,
   Like a chamois mountains, shy and wild
   And weak and flexible, like a reed.
   But it has a painful affliction
   Then a mighty spirit developed
   Of his fathers. No complaints he
   Languished, even a faint moan
   Didn’t fly out of the lips of children
   He denied food
   And quietly, proudly dying.
   Out of pity, one monk
   The patient has matured, and within the walls
   He remained in custody,
   Friendly art saved.
   But, alien to childish pleasures,
   At first he ran from everyone
   Wandered silent, lonely
   Looked sighing east
   Ghonim obscure longing
   On the side of his own.
   But after he got used to captivity,
   He began to understand a foreign language,
   Was baptized by the holy father
   And unfamiliar with the noisy light
   Already wanted in the color of years
   Say a monastic vow
   When one day he disappeared
   Autumn night. Dark forest
   Stretched around the mountains in circles.
   Three days all searches on it
   They were in vain, but then
   He was found in the steppes without feelings
   And again they brought to the monastery.
   He was terribly pale and thin
   And weak, like a long labor
   I experienced hunger sickness.
   He did not answer the interrogation
   And every day noticeably sluggish.
   And his end was near;
   Then the little man came to him
   With exhortation and supplication;
   And listening proudly, sick
   He got up, collecting the rest of his strength,
   And he said so for a long time:

   3
   "You listen to my confession
   I came here, thank you.
   Everything is better in front of someone
   With words, lighten my chest;
   But I didn’t do evil to people,
   And therefore my affairs
   It’s a little good to know
   Can I tell a soul?
   I lived a little, and lived in captivity.
   There are two such lives in one
   But only full of worries,
   I would trade if I could.
   I knew only thoughts of power,
   One - but fiery passion:
   She lived like a worm in me
   She gnawed her soul and burned it.
   She called my dreams
   From stifled cells and prayers
   In that wonderful world of anxieties and battles,
   Where the clouds hide in the clouds
   Where people are free, like eagles.
   I have this passion in the darkness of the night
   Feeding with tears and longing;
   Her before heaven and earth
   I now loudly admit
   And I don’t pray for forgiveness.

   4
   Old man! I heard many times
   That you saved me from death -
   Why? .. Moody and lonely,
   Thunderstorm torn leaf
   I grew up in the gloomy walls
   The soul of a child, the fate of a monk.
   I could not tell anyone
   The sacred words are "father" and "mother."
   Of course you wanted, old man,
   So that I lost my habit in the monastery
   From these sweet names
   In vain: their sound was born
   With me. And saw others
   Homeland, home, friends, family,
   I didn’t find it at home
   Not only lovely souls - graves!
   Then, empty without wasting tears,
   In my heart I swore an oath:
   Although for a moment sometime
   My flaming chest
   P