Я — листок измятый, запачканный, по дорогам усталого города,
Абсолютно безвольно поднятый, над асфальтом гоним душой холода.
Мимо воинства зубоскального придорожных сугробов чернеющих.
Не рычания слышны, стоны их — чудищ, тая, спастись не умеющих.
Средь железных лиц предприятия с отстранёнными взглядами постными,
Безразличными, ввысь глядящими, с труб дымящимися папиросами.
А зима запугана слабостью, рвёт и мечется от безысходности,
Продаёт грусть со скидкой каждому, кто страдает весной от бессонницы.
А тела берёз белокожие в рубцах чёрных стоят оголённые,
Их не смогут согреть прохожие, чьи сердца, как крыла, опалённые.
Город полон ими невзрачными, вдоль зефирного снега идущими,
Как и я бесполезно движутся меж витринами внутрь зовущими.
Исполины высоковольтные о парижской мечтая красавице
Переполнены напряжением, ох и сильно она столбам нравится!
И подъёмных кранов то тут, то там маяки изумрудные светятся,
Замуровывая ко всем чертям город, что прожил тысячелетие.
Но сползает кожа рекламная с домов, улиц старинного города,
И брусчатка в щелях асфальтовых солнцу жмурится радостно, молодо.
I am a crumpled, dirty sheet on the roads of a tired city,
Absolutely limp raised, over the asphalt we drive the soul of the cold.
Past the army of toothless roadside snowdrifts blackening.
No growls are heard, their moans are monsters, melting, those who do not know how to escape.
Among the iron men of the enterprise with a distant look of lean,
Indifferent, looking up, with pipes smoking steaming cigarettes.
And winter is frightened by weakness, tears and rushes about from hopelessness,
Sells sadness at a discount to anyone who suffers from insomnia in the spring.
And the bodies of white birches in the black scars are bare,
They will not be able to warm passers-by, whose hearts, like wings, singed.
The city is full of them nondescript, walking along the marshmallow snow,
Like me, they uselessly move between the shop-windows calling inside.
Giants high-voltage about a Parisian dreaming beauty
Overwhelmed with voltage, oh and the pillars like her a lot!
And cranes here and there, emerald beacons glow,
Blotting out to hell with a city that has lived a millennium.
But advertising skin is slipping from houses, streets of the ancient city,
And the paving stones in the crevices of the asphalt sun squinting joyfully, young.
