Текст песни Максимилиан Волошин - Дом Поэта

Максимилиан Волошин
«Дом поэта»

Дверь отперта. Переступи порог.
Мой дом раскрыт навстречу всех дорог.
В прохладных кельях, беленных извёсткой,
Вздыхает ветр, живёт глухой раскат
Волны, взмывающей на берег плоский,
Полынный дух и жёсткий треск цикад.

А за окном расплавленное море
Горит парчой в лазоревом просторе.
Окрестные холмы вызорены
Колючим солнцем. Серебро полыни
На шиферных окалинах пустыни
Торчит вихром косматой седины.
Земля могил, молитв и медитаций —
Она у дома вырастила мне
Скупой посев айлантов и акаций
В ограде тамарисков. В глубине
За их листвой, разодранной ветрами,
Скалистых гор зубчатый окоём
Замкнул залив Алкеевым стихом,
Асимметрично-строгими строфами.
Здесь стык хребтов Кавказа и Балкан,
И побережьям этих скудных стран
Великий пафос лирики завещан
С первоначальных дней, когда вулкан
Метал огонь из недр глубинных трещин
И дымный факел в небе потрясал.
Вон там — за профилем прибрежных скал,
Запечатлевшим некое подобье
(Мой лоб, мой нос, ощёчье и подлобье),
Как рухнувший готический собор,
Торчащий непокорными зубцами,
Как сказочный базальтовый костёр,
Широко вздувший каменное пламя,
Из сизой мглы, над морем вдалеке
Встаёт стена… Но сказ о Карадаге
Не выцветить ни кистью на бумаге,
Не высловить на скудном языке.
Я много видел. Дивам мирозданья
Картинами и словом отдал дань…
Но грудь узка для этого дыханья,
Для этих слов тесна моя гортань.
Заклёпаны клокочущие пасти.
В остывших недрах мрак и тишина.
Но спазмами и судорогой страсти
Здесь вся земля от века сведена.
И та же страсть, и тот же мрачный гений
В борьбе племён и в смене поколений.
Доселе грезят берега мои
Смолёные ахейские ладьи,
И мёртвых кличет голос Одиссея,
И киммерийская глухая мгла
На всех путях и долах залегла,
Провалами беспамятства чернея.
Наносы рек на сажень глубины
Насыщены камнями, черепками,
Могильниками, пеплом, костяками.
В одно русло дождями сметены
И грубые обжиги неолита,
И скорлупа милетских тонких ваз,
И позвонки каких-то пришлых рас,
Чей облик стёрт, а имя позабыто.
Сарматский меч и скифская стрела,
Ольвийский герб, слезница из стекла,
Татарский глёт зеленовато-бусый
Соседствуют с венецианской бусой.
А в кладке стен кордонного поста
Среди булыжников оцепенели
Узорная турецкая плита
И угол византийской капители.
Каких последов в этой почве нет
Для археолога и нумизмата
От римских блях и эллинских монет
До пуговицы русского солдата!..
Здесь, в этих складках моря и земли,
Людских культур не просыхала плесень —
Простор столетий был для жизни тесен,
Покамест мы — Россия — не пришли.
За полтораста лет, с Екатерины,
Мы вытоптали мусульманский рай,
Свели леса, размыкали руины,
Расхитили и разорили край.
Осиротелые зияют сакли,
По скатам выкорчеваны сады.
Народ ушёл. Источники иссякли.
Нет в море рыб. В фонтанах нет воды.
Но скорбный лик оцепенелой маски
Идёт к холмам Гомеровой страны,
И патетически обнажены
Её хребты и мускулы и связки.
Но тени тех, кого здесь звал Улисс,
Опять вином и кровью напились
В недавние трагические годы.
Усобица, и голод, и война,
Крестя мечом и пламенем народы,
Весь древний Ужас подняли со дна.
В те дни мой дом, слепой и запустелый,
Хранил права убежища, как храм,
И растворялся только беглецам,
Скрывавшимся от петли и расстрела.
И красный вождь, и белый офицер, —
Фанатики непримиримых вер —
Искали здесь, под кровлею поэта,
Убежища, защиты и совета.
Я ж делал всё, чтоб братьям помешать
Себя губить, друг друга истреблять,
И сам читал в одном столбце с другими
В кровавых списках собственное имя.
Но в эти дни доносов и тревог
Счастливый жребий дом мой не оставил.
Ни власть не отняла, ни враг не сжёг,
Не предал друг, грабитель не ограбил.
Утихла буря. Догорел пожар.
Я принял жизнь и этот дом как дар
Нечаянный, — мне вверенный судьбою,
Как знак, что я усыновлё

Maximilian Voloshin
"The Poet's House"

The door is off. Cross the threshold.
My house is opened towards all the roads.
In cool cells, whitish,
The wind sighs, a deaf roller lives
Waves soaring a flat to the shore,
The wormwood spirit and the hard crack of cicades.

And outside the window molten sea
It burns in brocade in the lapel spaciousness.
The surrounding hills are defended
The prickly sun. Silver wormwood
On the slate scale of the desert
Sticking out a whirlwind of a shaggy gray hair.
Earth of graves, prayers and meditation -
She raised me at the house
The stingy sowing of the Ailants and Acacias
In the fence of Tamarisks. In depth
Behind their foliage, torn by the winds,
Rocky mountains gear
Closed the bay Alkeeva,
Asymmetric stripes.
Here is the joint of the ridges of the Caucasus and the Balkans,
And the coasts of these meager countries
The great pathos of the lyrics is bequeathed
From the initial days when the volcano
Fire fire from the bowels of deep cracks
And the smoky torch in the sky shocked.
There are behind the profile of coastal rocks,
Captured a certain like
(My forehead, my nose, cherry and subloby),
Like a collapsed Gothic cathedral,
Sticking out with rebellious teeth,
Like a fairy -tale basalt bonfire,
Widely swinging stone flame,
From a blink of darkness, above the sea in the distance
The wall rises ... but the tale of Karadag
Do not fade either with a brush on paper,
Do not decorate in a meager language.
I saw a lot. The sofas of the universe
Pictures and in a word gave tribute ...
But the chest is narrow for this breath,
For these words, my larynx is crowded.
Cracking the bubbling mouths are riveted.
In cooled bowels, darkness and silence.
But spasms and cramps of passion
Here, the whole Earth has been reduced from century.
And the same passion, and the same gloomy genius
In the struggle of tribes and in the change of generations.
I hit the shores of my shores
Small Achaean Rooks,
And the dead of the Odyssey celebrates,
And Cimmerian deaf haze
On all paths and valleys lay down,
Cherney unconsciousness in the failures.
Rivers soda on a fathom of depth
Saturated with stones, skulls,
Burial grounds, ashes, skeletons.
In one channel rains are swept away
And gross firing of the Neolithic,
And the shell of Miletic thin vases,
And the vertebrae of some new races,
Whose appearance is bastard, and the name is forgotten.
Sarmatian sword and Scythian arrow,
Olbian coat of arms, glass of glass,
The Tatar glite is greenish-towers
They are adjacent to the Venetian bead.
And in the laying of the walls of the cordon post
Among the cobblestones were numb
Disorder Turkish slab
And the corner of the Byzantine capitals.
What lasts in this basis are not
For an archaeologist and numismatist
From Roman whores and Hellenic coins
To the button of the Russian soldier! ..
Here, in these folds of the sea and the earth,
Molds did not dry out of human crops -
The scope of centuries was cramped for life,
While we - Russia - have not come.
For one and a half hundred years, from Catherine,
We trampled the Muslim paradise,
They brought the forests, opened the ruins,
They plucked and ruined the edge.
Succous gaping sakakles,
The gardens are uprooted on the slopes.
The people left. Sources are exhausted.
There is no fish in the sea. There is no water in the fountains.
But mournful face of a numb mask
Goes to the hills of the Homerian country,
And pathetic naked
Her ridges and muscles and ligaments.
But the shadows of those who were called Ulysses here,
Again drunk with wine and blood
In recent tragic years.
The strife, and hunger, and war,
Baptizing peoples with a sword and flame,
All ancient horror was raised from the bottom.
In those days, my house is blind and desolate,
Kept asylum rights like a temple,
And dissolved only the fugitives,
Hiding from the loop and execution.
And the Red Leader and the White Officer, -
Fanatics of irreconcilable ver -
We searched here under the roof of the poet,
Shelters, protection and advice.
I did everything to interfere with the brothers
Destroy yourself, exterminate each other,
And he read in the same column with others
The bloody lists have its own name.
But these days of denunciations and anxieties
My house did not leave a happy lot.
Neither the authorities took away, nor the enemy did not burn,
Friend did not betray, the robber did not rob.
The storm subsided. Fired a fire.
I accepted my life and this house as a gift
Inadvertent, - to me entrusted with fate,
As a sign that I am adopted