Внутри меня осенняя пора.
Внутри меня прозрачно прохладно,
и мне печально и, но не безотрадно,
и полон я смиренья и добра.
А если я бушую иногда.
то это я бушую, облетая,
и мысль приходит, грустная, простая,
что бушевать -- не главная нужда.
А главная нужда -- чтоб удалось
себя и мир борьбы и потрясений
увидеть в обнаженности осенней,
когда и ты и мир видны насквозь.
Прозренья -- это дети тишины.
Не страшно, если шумно не бушуем.
Спокойно сбросить все, что было шумом,
во имя новых листьев мы должны.
Случилось что-то, видимо, со мной,
и лишь на тишину я полагаюсь,
где листья, друг на друга налагаясь,
неслышимо становятся землей.
И видишь все, как с некой высоты,
когда сумеешь к сроку листья сбросить,
когда бесстрастно внутренняя осень
кладет на лоб воздушные персты.
Inside me is the autumn season.
Transparent cool inside me
and I’m sad and not sad,
and I am full of humility and kindness.
And if I rage sometimes.
it’s me raging around
and the thought comes, sad, simple,
what to rage is not the main need.
And the main need is to succeed
yourself and the world of struggle and turmoil
to see the autumn nudity,
when you and the world are visible through and through.
Insights are the children of silence.
It’s not scary if we are not raging.
Calmly dump all that was noise
in the name of new leaves we must.
Something apparently happened to me,
and I rely only on silence
where the leaves overlapping each other
inaudibly become land.
And you see everything, as from a certain height,
when you can drop the leaves by the deadline,
when dispassionately inner autumn
puts air fingers on his forehead.
