Вчера я в цирке видел львов.
Там было много номеров,
Но я не видел номеров,
Я видел только львов.
Гляжу: вбегают целых два льва,
Два льва!
И третий бежит!
И клетка дрожит
Железная, длинная, львиная.
И я кричу: "Смотрите!"
И входит укротитель.
И под ужасным взглядом
Все львы садятся рядом.
На тумбочки влезают,
И с тумбочек слезают,
Влезают и слезают,
Слезают и влезают,
Молчат, не возражают!
Потом гоняют их кнутом,
И львы потом бегут гуськом,
Потом ложатся, а потом
Зевают страшным ртом.
А самый главный лев зевнул,
И он, по-моему, заснул.
И я поспорил, что потом
Он зарычит, забьет хвостом,
Он зарычит, забьет хвостом.
А львы - они молчали,
Ни разу не рычали.
И я тогда подумал,
И я тогда подумал:
"Львы, ну неужели, это вы?"
Yesterday I saw Lviv in the circus.
There were many numbers,
But I did not see the numbers,
I saw only Lviv.
I look: the whole two lions run out,
Two lions!
And the third runs!
And Cell tremit
Iron, long, lion.
And I scream: "Look!"
And enters the teller.
And under a terrible look
All lions come nearby.
On the bedside tables,
And with the bedside tables,
Close and peel
Peeze and get closer
Silent, do not mind!
Then drive them to the whip,
And the lions are then fleeing the Guska,
Then fall, and then
Yawning a terrible mouth.
And the most important lion yawned,
And he, in my opinion, fell asleep.
And I argued that then
He will burn, score tail,
He will break, scores the tail.
And the lions - they were silent,
I have never flown.
And I then thought
And I then thought:
"Lions, well, are you?"
