• А
  • Б
  • В
  • Г
  • Д
  • Е
  • Ж
  • З
  • И
  • К
  • Л
  • М
  • Н
  • О
  • П
  • Р
  • С
  • Т
  • У
  • Ф
  • Х
  • Ц
  • Ч
  • Ш
  • Э
  • Ю
  • Я
  • A
  • B
  • C
  • D
  • E
  • F
  • G
  • H
  • I
  • J
  • K
  • L
  • M
  • N
  • O
  • P
  • Q
  • R
  • S
  • T
  • U
  • V
  • W
  • X
  • Y
  • Z
  • #
  • Текст песни Маяковский - Облако в штанах

    Просмотров: 12
    0 чел. считают текст песни верным
    0 чел. считают текст песни неверным
    Тут находится текст песни Маяковский - Облако в штанах, а также перевод, видео и клип.

    Мария! Мария! Мария!
    Пусти, Мария!
    Я не могу на улицах!
    Не хочешь?
    Ждешь,
    как щеки провалятся ямкою
    попробованный всеми,
    пресный,
    я приду
    и беззубо прошамкаю,
    что сегодня я
    «удивительно честный».
    Мария,
    видишь —
    я уже начал сутулиться.

    В улицах
    люди жир продырявят в четырехэтажных зобах,
    высунут глазки,
    потертые в сорокгодовой таске,—
    перехихикиваться,
    что у меня в зубах
    — опять!—
    черствая булка вчерашней ласки.
    Дождь обрыдал тротуары,
    лужами сжатый жулик,
    мокрый, лижет улиц забитый булыжником труп,
    а на седых ресницах —
    да!—
    на ресницах морозных сосулек
    слезы из глаз —
    да!—
    из опущенных глаз водосточных труб.
    Всех пешеходов морда дождя обсосала,
    а в экипажах лощился за жирным атлетом атлет;
    лопались люди,
    проевшись насквозь,
    и сочилось сквозь трещины сало,
    мутной рекой с экипажей стекала
    вместе с иссосанной булкой
    жевотина старых котлет.

    Мария!
    Как в зажиревшее ухо втиснуть им тихое слово?
    Птица
    побирается песней,
    поет,
    голодна и звонка,
    а я человек, Мария,
    простой,
    выхарканный чахоточной ночью в грязную руку Пресни.
    Мария, хочешь такого?
    Пусти, Мария!
    Судорогой пальцев зажму я железное горло звонка!

    Мария!

    Звереют улиц выгоны.
    На шее ссадиной пальцы давки.

    Открой!

    Больно!

    Видишь — натыканы
    в глаза из дамских шляп булавки!

    Пустила.

    Детка!
    Не бойся,
    что у меня на шее воловьей
    потноживотые женщины мокрой горою сидят,—
    это сквозь жизнь я тащу
    миллионы огромных чистых любовей
    и миллион миллионов маленьких грязных любят.
    Не бойся,
    что снова,
    в измены ненастье,
    прильну я к тысячам хорошеньких лиц,—
    «любящие Маяковского!»—
    да ведь это ж династия
    на сердце сумасшедшего восшедших цариц.
    Мария, ближе!
    В раздетом бесстыдстве,
    в боящейся дрожи ли,
    но дай твоих губ неисцветшую прелесть:
    я с сердцем ни разу до мая не дожили,
    а в прожитой жизни
    лишь сотый апрель есть.
    Мария!

    Поэт сонеты поет Тиане,
    а я —
    весь из мяса,
    человек весь —
    тело твое просто прошу,
    как просят христиане —
    «хлеб наш насущный
    даждь нам днесь».

    Мария — дай!

    Мария!
    Имя твое я боюсь забыть,
    как поэт боится забыть
    какое-то
    в муках ночей рожденное слово,
    величием равное богу.
    Тело твое
    я буду беречь и любить,
    как солдат,
    обрубленный войною,
    ненужный,
    ничей,
    бережет свою единственную ногу.
    Мария —
    не хочешь?
    Не хочешь!

    Ха!

    Значит — опять
    темно и понуро
    сердце возьму,
    слезами окапав,
    нести,
    как собака,
    которая в конуру
    несет
    перееханную поездом лапу.
    Кровью сердце дорогу радую,
    липнет цветами у пыли кителя.
    Тысячу раз опляшет Иродиадой
    солнце землю —
    голову Крестителя.
    И когда мое количество лет
    выпляшет до конца —
    миллионом кровинок устелется след
    к дому моего отца.

    Вылезу
    грязный (от ночевок в канавах),
    стану бок о бок,
    наклонюсь
    и скажу ему на ухо:
    — Послушайте, господин бог!
    Как вам не скушно
    в облачный кисель
    ежедневно обмакивать раздобревшие глаза?
    Давайте — знаете —
    устроимте карусель
    на дереве изучения добра и зла!
    Вездесущий, ты будешь в каждом шкапу,
    и вина такие расставим по столу,
    чтоб захотелось пройтись в ки-ка-пу
    хмурому Петру Апостолу.
    А в рае опять поселим Евочек:
    прикажи,—
    сегодня ночью ж
    со всех бульваров красивейших девочек
    я натащу тебе.
    Хочешь?
    Не хочешь?
    Мотаешь головою, кудластый?
    Супишь седую бровь?
    Ты думаешь —
    этот,
    за тобою, крыластый,
    знает, что такое любовь?
    Я тоже ангел, я был им —
    сахарным барашком выглядывал в глаз,
    но больше не хочу дарить кобылам
    из сервской муки изваянных ваз.
    Всемогущий, ты выдумал пару рук,
    сделал,
    что у каждого есть голова,—
    отчего ты не выдумал,
    чтоб было без мук
    целовать, ц

    Maria! Maria! Maria!
    Let go, Mary!
    I can not in the streets!
    Do not want?
    You wait
    how cheeks will fall pit
    tried by everyone
    fresh,
    I will come
    and toothlessly mumble,
    what am i today
    "Surprisingly honest."
    Maria,
    you see -
    I have already begun to slouch.

    In the streets
    people make fat holes in four-story goiter,
    stick out their eyes
    worn in a fortieth year, -
    giggle
    what's in my teeth
    - again! -
    the stale roll of yesterday's affection.
    Rain sobbed the sidewalks
    puddles compressed con
    wet, licking the streets, a corpse clogged with cobblestones,
    and on gray eyelashes -
    Yes!-
    on the eyelashes of frosty icicles
    tears from the eyes -
    Yes!-
    from the lowered eyes of the drainpipes.
    All the pedestrians were sucked by the rain face,
    and in the crews the athlete flaunted for the fat athlete;
    bursting people
    walking through
    and oozing through the cracks fat
    a muddy river with crews flowed down
    along with a sucked bun
    zhevotin old cutlets.

    Maria!
    How to squeeze a quiet word into their fat ear?
    Bird
    beat with a song
    sings
    hungry and call
    and I am a man, Mary
    plain,
    coddled by consumptive night in the dirty hand of Presnya.
    Mary, do you want this?
    Let go, Mary!
    Fingers cramp I pinch the iron throat of the bell!

    Maria!

    Beasts of street pastures.
    Crush fingers on the abrasion neck.

    Open up!

    Painfully!

    You see - stumbled
    in the eyes of ladies hats pins!

    Let it go.

    Baby
    Do not be afraid,
    what is on my neck cowhide
    voluptuous women are sitting in a wet mountain, -
    it through life I drag
    millions of huge pure loves
    and a million million little dirty ones love.
    Do not be afraid,
    again,
    in bad weather
    I cling to thousands of pretty faces, -
    "Loving Mayakovsky!" -
    but this is a dynasty
    in the heart of the mad ascended queens.
    Maria, get closer!
    In naked shamelessness
    Are you afraid of trembling
    but give your lips a colorless charm:
    I have never lived with my heart until May,
    but in a lived life
    only the hundredth of April is.
    Maria!

    The sonnet poet sings Tiana,
    and I -
    whole meat
    the whole man -
    your body is just asking
    as Christians ask -
    “Our daily bread
    give us this day. "

    Maria - give it to me!

    Maria!
    I'm afraid to forget your name
    how a poet is afraid to forget
    some kind
    in the throes of nights a born word
    greatness equal to god.
    Your body
    I will protect and love
    like a soldier
    chopped off by war
    unnecessary,
    nobody's
    protects his only leg.
    Maria -
    do not want?
    Do not want!

    Ha!

    So again
    dark and drowsy
    I'll take my heart
    Tearing in tears
    carry
    like a dog,
    which is in the kennel
    bears
    paw moved by train.
    I bleed the road with my heart,
    sticks with flowers at the tunic's dust.
    Will dance a thousand times with Herodias
    the sun is the earth -
    the head of the Baptist.
    And when my number of years
    spill out to the end -
    millions of blood streaked trail
    to my father’s house.

    Come out
    dirty (from spending the night in ditches),
    stand side by side
    bend over
    and I will say in his ear:
    - Listen, Mr. God!
    You are not bored
    in cloudy jelly
    daily dipping open eyes?
    Let's - you know -
    arrange a carousel
    on the tree of the study of good and evil!
    Omnipresent, you'll be in every closet
    and put such wines on the table,
    so I wanted to go to ki-ka-poo
    gloomy Peter the Apostle.
    And in paradise again we will settle Evochok:
    order, -
    tonight w
    from all the boulevards of beautiful girls
    I will drag you.
    Do you want
    Do not want?
    Shake your head, kudloty?
    Are you eating a gray eyebrow?
    You think -
    this,
    behind you, winged,
    knows what love is?
    I am also an angel, I was him -
    sugar lamb peered into the eye
    but no longer want to give mares
    from serv flour of sculpted vases.
    Almighty, you made up a pair of hands,
    done,
    that everyone has a head -
    why didn’t you invent
    so that there would be no pain
    kiss, c

    Опрос: Верный ли текст песни?
    ДаНет