Текст песни Мэйти - Исайя

День сегодня такой, что рукав от былой беды. Небо будто постель, под которой молчат следы. Бровной радуги падает в щеки стрела косая,
В непокрытую голову мысли-ножи бросая.

Своды окон моих полуглаз отражали всякое,
Но сегодня торжественно вязкие своды Исаакия, Томной лет, монотонно с шеи моей свисая,
Все поют мне: Привет, привет, дорогой Исайя!

Ты ведь был здесь и жил, мы помним твои скандалики,
Помним ту, что стояла возле тебя Дункан,
И несли тебя вслед за ней не твои сандалики,
И не нам, высекая лбы, ты об этом лгал.

Как ты мучился в этой старости, юный, лунный, И блистал, и листал во самой глубине морщин. Ее лиц-лоскутов, затайнок, но в ветхих рунах Лишь киста, что пустошь на беспросветной мщи.

Сквозь любую, мертвую, стылую недоземлю Полоумная грязь прорастает, минуя маки,
И пока цветы на огрызках секунд не дремлют,
Та наспится, будто в перинах, на черной плахе.

Ты терял в ней и тела суть, и себя, и соки...
Но, конечно, минует день, а за ним и ночь.
Мы смотрели на это всё, мы глухи, высоки
И ничем, ничему, никогда не даны помочь.

Распадутся сандалии сами в белесых ноженьках, Перестанет бежать в пургу да наотмашь он,
То есть ты. И над нами вновь забубнеет Боженька
И всё то, чем однажды навеки ты был лишён.

Те ужимы, и впадины лба, и стихи безнольные Пропадут, как дородный грех, и ты знаешь сам,
Для Дункан где-то сшили шарф, и мосты продольные
Заберут под пролеты весь Интернационал.

На шаманских бубнах стуча, становясь старухами,
В наших улицах тонет весь просветленный ум. Так светло от умов таких, что и пятна трупные Обязательно чем-то всветят для этих дур.

Твоя память в ней ну и пусть что была напачкана
То не пыль веков, то лишь пыль около полудня. Ты худел, будто нес в плечах углевые тачки, но
На иных весах возникали иные будни.

Твоя Зина Райх будет плакать ее не любишь ты. Твоя Зина Райх верно любит тебя, как самого. Так беги босым, беги, без обувки блюишной. Наши своды в один из дней ты увидишь заново.

Today is such that the sleeve is from the former misfortune. The sky is like a bed under which traces are silent. An eyebrow rainbow falls on the cheeks of the roar of a slap,
Throwing thoughts into an uncovered head, throwing.

The arches of the windows of my half -eyed reflected everything,
But today the solemnly viscous vaults of Isaac, languid years, monotonously from my neck,
Everyone sings to me: Hello, Hello, dear Isaiah!

You were here and lived, we remember your scandalics,
Remember the one that stood near you Duncan,
And not your sandals carried you after her,
And not to us, caring your foreheads, you lied about it.

How you suffered in this old age, young, lunar, and shone, and leafed through in the very depths of wrinkles. Its Loskutov faces, a hidden, but in the dilapidated runes there is only a cyst, which is a wasteland on hopeless time.

Through any, dead, ashamed of arrears, crazy dirt sprouts, bypassing poppies,
And while flowers on the stump of seconds are not asleep,
She will whine, as if in feather beds, on a black block.

You lost the essence, and yourself, and juices in it ...
But, of course, the day will pass, and after it is night.
We looked at it all, we are deaf, high
And nothing, nothing, has never been given to help.

The sandals will break up themselves in whitish knives, will stop running into the blizzard and he will get a lot, he,
That is you. And God will again get hooked above us
And all that once forever you were deprived.

Those clamps, and the hollows of the forehead, and the legless poems will disappear, like a burly sin, and you know yourself,
For Duncan, a scarf was sewn somewhere, and longitudinal bridges
They will take the entire international to the spans.

On shamanic tambourines knocking, becoming old women,
In our streets, the whole enlightened mind is drowning. It is so light from the minds such that the spots of the cadaveric will certainly impress something for these fools.

Your memory is in her and let what was attacked
It is not the dust of centuries, then only dust around noon. You lost weight, as if carrying corner cars in the shoulders, but
On other scales, other everyday life arose.

Your Zina Reich will cry, you don't like it. Your Zina Reich faithfully loves you like himself. So run barefoot, run, without vyuish shoes. Our vaults one of the days you will see again.