Печальную участь российской короны,
Исполнил безумный плебейской крови.
Он белых церквей не любил перезвоны
И красной чумою сердца отравил.
А мы за царя с верой в Господа Бога,
Испившие чашу гражданской войны.
Прощай атаман, мы к родному порогу,
А ты к берегам неизвестной страны.
Ночь обнимает поля и луга,
Чтож тихо песню споем казаки.
Эх любо жить у Кубани реки,
Где белых ив берега.
Эх любо жить у Кубани реки,
Где белых ив берега.
Великие степи Кубани и Дона,
Погибших сынов хоронили не раз.
И в час роковой у речного затона,
Расстрелом встречал комиссарский приказ.
За службу царю, с верой в Господа Бога,
Окрасились кровью вода и песок.
А знал атаман на чужбину дорогу,
Тоску по России и пулю в висок.
Ночь обнимает поля и луга,
Чтож тихо песню споем казаки.
Эх любо жить у Кубани реки,
Где белых ив берега.
Эх любо жить у Кубани реки,
Где белых ив берега.
Sad fate of the Russian crown,
Performed mad plebeian blood.
He was white churches did not like chimes
And Red Heart Chumoy poisoned.
And for the king, with faith in the Lord God,
The born of the Civil War.
Goodbye Ataman, we are to your native threshold,
And you are to the shores of an unknown country.
Night hugs fields and meadows,
Well, quietly song of the Cossacks.
Eh anyone live in Kuban River,
Where is the White Iv Coast.
Eh anyone live in Kuban River,
Where is the White Iv Coast.
Great steppes of Kuban and Don,
The dead sons were buried more than once.
And in the hour of fatal river toda
The execution of the Commissar Order was celebrated.
For the service of the king, with faith in the Lord God,
Painted blood water and sand.
And he knew Ataman on a foreign road,
Storm in Russia and bullet in the temple.
Night hugs fields and meadows,
Well, quietly song of the Cossacks.
Eh anyone live in Kuban River,
Where is the White Iv Coast.
Eh anyone live in Kuban River,
Where is the White Iv Coast.