НЕРАЗМЕННАЯ БАБОЧКА
(la chansonette)
Не нарушать бы вихрю эту тишь,
да нипочём ему не запретишь:
подует он, войдёт в свои права -
и отделит пыльцу от рукава.
Тому назад минуту или две
сидела бабочка на рукаве.
Она была хрупка, была бела,
а улетела - как и не была.
Но через год не в наши ли края
она вернётся из небытия?
Пошелестит - и в дымке пропадёт,
чтобы опять возникнуть через год.
И если что-то надо объяснять,
то ничего не надо объяснять.
А если всё же стоит объяснить,
то ничего не стоит объяснить.
Есть океан, которым брежу я.
Вдоль океана - набережная,
в сто фонарей бульвар... красиво, да?
Пыльца и дымка, суша и вода.
На рейде яхта реет миражом.
От яхты явно веет мятежом.
А по бульвару, тоже как мираж,
вдоль океана едет экипаж.
Чернеет китель, светится фата:
куда-то к счастью катится чета.
Куда-то - только что из-под венца -
к небытию, на пристань, в небеса.
Он офицер, он сдержан, а она
происходящим столь восхищена,
что не решится выразить в ответ,
зовут её Шарлотта или нет.
Его лорнет из тонкого стекла.
Её фата как бабочка бела.
И ждут их там, куда летят они,
мятежной яхты залпы и огни.
Колёса вязнут в дымке и пыльце.
И океан меняется в лице.
Того гляди, всё кончится бедой...
Но тут я ставлю точку с запятой.
И в заводной сажусь аэроплан,
и уношусь туда, где океан,
за миражом, за яхтой, за четой.
За неразменной бабочкою той.
А если что-то надо объяснять,
то ничего не надо объяснять.
Но если всё же стоит объяснить,
то ничего не стоит объяснить.
1999
INDIVIDUAL BUTTERFLY
(la chansonette)
Do not break this whirlwind of silence,
Yes, you can't forbid him at all:
he will blow, enter into his own rights -
and will separate the pollen from the sleeve.
A minute or two ago
sat a butterfly on the sleeve.
She was fragile, she was white
and flew away - as it was not.
But a year later, isn't it to our lands
will she return from nothing?
It rustles and disappears in the haze
to reappear a year later.
And if something needs to be explained,
then nothing needs to be explained.
And if it's still worth explaining
it costs nothing to explain.
There is an ocean that I rave about.
Along the ocean there is an embankment,
a hundred lanterns boulevard ... beautiful, huh?
Pollen and haze, land and water.
On the roadstead, the yacht flies like a mirage.
The yacht clearly emanates from mutiny.
And along the boulevard, also like a mirage,
a crew rides along the ocean.
The jacket turns black, the veil glows:
luckily the couple is rolling somewhere.
Somewhere - just from under the aisle -
to nothingness, to the pier, to heaven.
He is an officer, he is reserved, and she
so delighted with what is happening
that he will not dare to express in response,
her name is Charlotte or not.
His lorgnette is made of thin glass.
Her veil is white like a butterfly.
And they are waiting for them where they fly,
rebellious yacht volleys and lights.
The wheels are bogged down in haze and pollen.
And the ocean changes in the face.
Look, it will all end in trouble ...
But here I put a semicolon.
And I sit down in a clockwork airplane,
and go where the ocean is
behind a mirage, behind a yacht, for a couple.
Behind that irreplaceable butterfly.
And if something needs to be explained,
then nothing needs to be explained.
But if it's still worth explaining
it costs nothing to explain.
1999
