Текст песни Михаил Щербаков - Предположим...

ПРЕДПОЛОЖИМ
Предположим, герой - молодой человек, холостой кавалер -
должен ехать в провинцию, дней этак на десять, делать дела.
Расставаясь с избранницей, он орошает слезой интерьер
и, пожалуй, не врёт, говоря, что разлука ему тяжела.
Заклинает богами земли и морей
без него не подмигивать здесь никому.
В сотый раз напоследок, уже у дверей,
умоляет писать ему, что бы там ни было, в день по письму,
рисовать голубка на конверте и слать непременно скорей.
И красавица тем же вполне от души отвечает ему:
обещает писать, ободряет кивком,
одаряет цветком, наконец отпускает - и в десять минут забывает о нём.
А герой, повелев ямщику не зевать,
через сутки пути прибывает на место,
въезжает в гостиницу и принимается существовать.

То есть, это он движется с делом и без, в экипаже и нет,
озирает окрестности в виде замшелых прудов и скульптур.
Что ни день на подарки понятно кому не жалеет монет,
покупая смарагдовый хлам и серебряный всякий сумбур.
Или в номере (кстати, весьма дорогом)
вечерами письма от негодницы ждёт.
Изнывает со скуки, дурак дураком,
не пьянея глотает ликёр и бисквит без охоты жуёт.
Ожидает конверта с условным на нём от руки голубком
и, томясь ожиданьем, шагает по бархату взад и вперёд.
А кокетка не помнит, она занята,
что ни день ежечасно её с головой поглощает забота то эта, то та.
То непрошеный гость у неё, то мигрень,
то канун маскарада, то сам маскарад,
то верченье столов, то большая примерка - и так что ни день.

Предположим, неделя проходит, он ждёт, а письмо не идёт.
То есть рухнули связи, обмякли устои, померкли миры.
Почтальоны ушли, вероятно, в какой-нибудь горный поход
и один за другим, вероятно, упали с высокой горы.
Проведя две ужасные ночи без сна,
на девятые сутки в единый приём
он снотворного склянку, что свалит слона,
осушает, и мрак наконец оглушает его забытьём.
В это самое время внезапно о нём вспоминает она.
То есть в ту же секунду она невзначай вспоминает о нём.
И, конечно, бросается прямо к бюро,
из бюро вынимает, конечно, бювар, из бювара бумагу берёт и перо.
И строкою строку погоняет строка,
и к рассвету посланье выходит густым,
как почтовый роман, а могло быть и гуще, да ночь коротка.

На десятые сутки с утра одевается наш кавалер,
выпивает свой кофе, причём даже с юмором смотрит в окно.
А затем не спеша тормошит саквояж, достаёт револьвер
и, конечно, стреляется, прямо на бархате, что не умно.
А конверт и надписан уже, и закрыт
(не без помощи воска, смолы и огня),
силуэт голубка в уголке не забыт,
путевые издержки рассчитаны, нарочный сел на коня...
Остальные детали впоследствии следствие определит.
А пока угадайте, что в этом во всём привлекает меня.
Ну, конечно же, нарочный, Боже ж ты мой!
Как он это поскачет сейчас, полетит, не касаясь дороги, помчится стрелой.
А часа через два, ни с того ни с сего,
на дворе постоялом я встречу его
и в глаза посмотрю со значением, но не скажу ничего.

Разговаривать некогда, да и зачем?
Господа пассажиры, четвёртый звонок!
Занимайте места, je vous prie, je vous aime,
я ваш новый форейтор, а кто не согласен - вот Бог, вот порог.
Решено, что мы едем в Эдем, это значит, мы едем в Эдем.
Занимайте места, господа вояжёры. Таков эпилог.
Или, может, эпиграф. Не всё ли равно?
Я их, знаете, путаю: префикс один, да и корни по смыслу считай за одно.
Ох уж эти мне эллины! Этот язык!
Уж и как ни вникал я в него, а не вник.
Между тем не последний, по общему мнению, был ученик.

1995

We assume
Suppose a hero is a young man, a single gentleman -
I have to go to the province, about ten days, do business.
Parting with the chosen one, he irrigates with a tear the interior
and, perhaps, he’s not lying, saying that separation is difficult for him.
Conjures by the gods of land and sea
without him, do not wink at anyone here.
For the hundredth time, at the door,
begs to write to him, whatever it is, a day by letter,
draw a dove on an envelope and send it by all means as soon as possible.
And the beauty with the same heartily answers him:
promises to write, encourages with a nod,
Gives a flower, finally lets go - and for ten minutes forgets about it.
And the hero, commanding the coachman not to yawn,
in a day the way arrives at the place
enters the hotel and begins to exist.

That is, it’s he who moves with and without business, and not in the carriage,
looks around in the form of mossy ponds and sculptures.
Whatever gift day is clear to anyone who spares no coins,
buying smaragd trash and silver confusion.
Or in the room (by the way, very expensive)
in the evenings he expects letters from a wretch.
Bored, fool fool
not drunkenly swallows liquor and chews sponge cake without hunting.
Waiting for an envelope with a dove conditional on it
and languishing with expectation, he walks up and down the velvet.
And the coquette doesn’t remember, it’s busy,
that every day hourly, this or that concern absorbs her with her head.
Either an uninvited guest with her, then a migraine,
either the eve of the masquerade, the masquerade itself,
then spinning tables, then a big fitting - and so no day.

Suppose a week passes, he waits, but the letter does not go.
That is, the bonds collapsed, the foundations went limp, the worlds faded.
The postmen have probably gone on some mountain hike
and one after another, probably fell from a high mountain.
After spending two terrible nights without sleep
on the ninth day in a single reception
he’s a sleeping pill that will dump an elephant,
drains, and the darkness finally stuns him with oblivion.
At that very moment, she suddenly remembers him.
That is, at that very moment she casually recalls him.
And, of course, rushes straight to the bureau,
Of course, the boulevard is taken out of the bureau, and a pen is taken from the boulevard.
And line by line, line by line,
and by dawn the message comes out thick
like a postal novel, and it could have been thicker, but the night is short.

On the tenth day in the morning our gentleman dresses,
drinks his coffee, and even looks out of the window with humor.
And then slowly slows down the bag, takes out a revolver
and, of course, shoots right on the velvet, which is not smart.
And the envelope is already inscribed and closed
(not without the help of wax, tar and fire)
the silhouette of a dove in the corner is not forgotten
travel costs are calculated, the messenger mounted a horse ...
The investigation will subsequently determine the remaining details.
In the meantime, guess what attracts me to this.
Well, of course, on purpose, God, you are mine!
As he jumps now, flies without touching the road, rushes off with an arrow.
And two hours later, for no reason,
in the yard I will meet him
and I will look into the eyes with meaning, but I will not say anything.

There is no time to talk, and why?
Gentlemen, passengers, the fourth call!
Seat, je vous prie, je vous aime,
I am your new postman, and whoever disagrees is God, here is the threshold.
It was decided that we were going to Eden, which means we were going to Eden.
Take your seats, gentlemen, Voyeurs. This is the epilogue.
Or maybe an epigraph. Is it all the same?
I confuse them, you know: there is only one prefix, and in terms of meaning, consider the roots as one.
Oh, these Greeks to me! This language!
Oh and no matter how I delved into it, and not delved into it.
Meanwhile, not the last, by all accounts, was a student.

1995