Гляжу, как безумный, на черную шаль,
И хладную душу терзает печаль.
Когда легковерен и молод я был,
Младую гречанку я страстно любил;
Прелестная дева ласкала меня,
Но скоро я дожил до черного дня.
Однажды я созвал веселых гостей;
Ко мне постучался презренный еврей;
«С тобою пируют (шепнул он) друзья;
Тебе ж изменила гречанка твоя».
Я дал ему злата и проклял его
И верного позвал раба моего.
Мы вышли; я мчался на быстром коне;
И кроткая жалость молчала во мне.
Едва я завидел гречанки порог,
Глаза потемнели, я весь изнемог...
В покой отдаленный вхожу я один...
Неверную деву лобзал армянин.
Не взвидел я света; булат загремел...
Прервать поцелуя злодей не успел.
Безглавое тело я долго топтал
И молча на деву, бледнея, взирал.
Я помню моленья... текущую кровь...
Погибла гречанка, погибла любовь!
С главы ее мертвой сняв черную шаль,
Отер я безмолвно кровавую сталь.
Мой раб, как настала вечерняя мгла,
В дунайские волны их бросил тела.
С тех пор не целую прелестных очей,
С тех пор я не знаю веселых ночей.
Гляжу, как безумный, на черную шаль,
И хладную душу терзает печаль.
I look like crazy on a black shawl,
And a cold soul tormented by sadness.
When I was gullible and young,
I passionately loved the young Greek woman;
A lovely maid caressed me
But soon I lived to see a rainy day.
Once I called for cheerful guests;
A despicable Jew knocked on me;
“Friends feast with you (he whispered);
Thy Greek woman has changed you. ”
I gave him gold and cursed him
And he called my faithful servant.
We went out; I raced on a fast horse;
And meek pity was silent in me.
As soon as I saw the Greek women the threshold,
My eyes darkened, I was exhausted ...
I enter the distant peace alone ...
Unfaithful virgo Armenian.
I did not see the light; Damask steel thundered ...
The villain did not have time to break the kiss.
Headless body I stomped for a long time
And silently he looked at the maiden, turning pale.
I remember the prayers ... the flowing blood ...
Greek woman perished, love perished!
With the head of her dead man taking off his black shawl,
Oter I silently bloody steel.
My slave, how the evening darkness came,
In the Danube waves threw their bodies.
Since then I don’t kiss lovely eyes
Since then I do not know fun nights.
I look like crazy on a black shawl,
And a cold soul tormented by sadness.
