на слова Зубковой Виктории
ты клал мне на язык перец Чили,
предлагая запить керосином.
я запивал послушно, выблёвывая на эшафот,
о который колени драл в мясо,
слушая треск шершавых досок,
тобой подожжённых.
мой череп кроили тупым топором.
он выкроен до ощущения нереальности происходящего:
перец Чили; стакан керосина; эшафот(выстроен,
видать,по эскизам какого-то шизофреника с полётом фантазии, которому позавидовал бы сам бог).
и пока ты (палач) на холодную плаху
нежно клал мою голову,
повторяя, скорей для себя,
что чувства - порок,
чем пытаясь мне объяснить, бестолковому,
я мог думать только о том,
что мне жжет язык (этот гребаный перец Чили).
и о том, что меня,
наконец,
приручили
to the words of Zubkova Victoria
you put chili on my tongue
offering to wash it down with kerosene.
I drank obediently, vomiting on the scaffold,
about which knees tore into meat,
listening to the crackle of rough boards,
you set on fire.
my skull was cut with a blunt ax.
it is cut out to the feeling of unreality of what is happening:
chilli; a glass of kerosene; scaffold (built,
see, according to the sketches of some schizophrenic with a flight of fantasy, whom God himself would envy).
and while you (executioner) on the cold block
gently laid my head,
repeating, rather for yourself,
that feelings are a vice
than trying to explain to me, stupid,
I could only think about
that my tongue burns (that fucking chili)
and that me,
finally,
tamed
