Когда мы с тобою станем совсем старенькими,
Когда я буду искать свою челюсть в стакане с раствором,
И мы, в магазине повздорив, со спором будем кричать о том,
Какой батон все-таки лучше.
Ты будешь моей маленькой,
И самой-самой любимой.
В семьдесят, в восемьдесят с половиной.
Когда уже ноги едва отрывая от пола,
Иду не включая в комнате нашей свет,
Чтоб не разбудить тебя хрустом костей и стонами,
Руками дряблыми буду готовить обед.
Ты будешь меня обнимать, прижимаясь крепко
И тихо шептать о том, что по самые уши.
Знаешь, ты была не просто единственной,
А одной и самой лучшей.
When you and I become very old,
When I search my jaw in a glass of solution
And we, having quarreled in the store, will shout with an argument about
Which loaf is better.
You will be my little one
And the most beloved.
At seventy, at eighty and a half.
When your legs are barely lifting from the floor,
I go without turning on the light in our room,
So as not to wake you up with a crunch of bones and moans,
I'll cook dinner with my flabby hands.
You will hug me tightly
And quietly whisper that up to the ears.
You know you weren't just the only one
And one of the best.
