Не гляди на меня с упреком,
Я презренья к тебе не таю,
Но люблю я твой свор с поволокой
И лукавую кротость твою.
Да, ты кажешься мне распростертой,
И, пожалуй, увидеть я рад,
Как лиса, притворившись мертвой,
Ловит воронов и воронят.
Ну, и что же, лови, я не струшу.
Только как бы твой пыл не погас?
На мою охладевшую душу
Натыкались такие не раз.
Не тебя я люблю, дорогая,
Ты лишь отзвук, лишь только тень.
Мне в лице твоем снится другая,
У которой глаза - голубень.
Пусть она и не выглядит кроткой
И, пожалуй, на вид холодна,
Но она величавой походкой
Всколыхнула мне душу до дна.
Вот такую едва ль отуманишь,
И не хочешь пойти, да пойдешь,
Ну, а ты даже в сердце не вранишь
Напоенную ласкою ложь.
Но и все же, тебя презирая,
Я смущенно откроюсь навек:
Если б не было ада и рая,
Их бы выдумал сам человек.
Do not look at me reproachfully,
I do not disdain for the melting,
But I love your pack languishing
Your gentleness and sly.
Yes, you seem to me to prostrate,
And, perhaps, I am pleased to see,
Like the fox, pretending to be dead,
Catches ravens and crows.
Well, what, catch, I do not strushu.
Just like your zeal is not extinguished?
On my soul ohladevshuyu
We stumble as often.
Do not I love you, darling,
You are only an echo, but only a shadow.
I'm in your face another dream,
Whose eyes - goluben.
Though she does not look meek
And, perhaps, in the form of cold,
But it is majestic gait
He has stirred my soul to the bottom.
Here are a just eh otumanish,
And you do not want to go, let go,
Well, you're not even in the heart of Vranje
Laden with false kindness.
But still, you despise,
I sheepishly opened forever:
If there was heaven and hell,
They have invented the man himself.