Текст песни Неизвестен - снег в ноябре

Снег в ноябре, суровый снег
Нас приласкал, гражданкой проспиртованных.
И мы пошли по рыхлой полосе.
Забрали нас долгами арестованных.

Смеясь навзрыд, навзрыд кричали девочки,
И обещали ждать: "А Вы служите, мальчики".
И мы хотели грызть, и мы хотели рвать, чтоб только жили Вы,
И чтоб трудились Ваши пальчики над письмами, над письмами.

Ломали нас, как спички на морозе.
Но проростали вновь, кто не умел ломаться.
Метали нас, роняли как подкоженных,
Чтоб только научились мы в атаке подниматься.

И крик "Ура!" врывался в наши души,
Кровавый снег служил святой иконою.
Мы били в барабаны, по рожам и по нервам,
И ротной песней шли мы зачарованные.

Нас не страшит дисбат, нет, не его боялись мы.
Боялись не вернуться к "дембелю" домой.
Друга не дождется мать, друзья порастеряются.
И кто-то спать заляжется с девчонкой дорогой.

А письма шли, и по началу нежные,
Но каждому в последствии пришлось читать:
"Прости морпех, ошибка вышла глупая.
Я не тебя люблю, и некого мне ждать".

И мы плевались Ольками и Ленами,
И жгли чинариками губы, обозленные.
И по отбою жилами и венами
Терзали душу телу напряженному.

Мы шли вперед, и мы везде по-разному
Несли свой крест по приказу меченых.
Мы шли вперед, несмело оборачиваясь,
Чтоб видеть всех убитых и калеченных.

Мы шли в Чечню, и возвращались мертвыми,
А после нас судили пересудами.
Висели на тросах, на разных кабелях.
И засыпали в ночь с боеголовками.
Мы утопали на подлодках атомных.
И все кончалось мылом и веревкою.

Там, где стоит родимый дом,
У окошка мать думает о том,
Как редко пишет сын.
Сын глотает никотин,
Все думает о том,
Как плохо мы живем. Как плохо мы живем!

От части вертолет, и завтра марш-бросок.
И через час отбой, и фильмы в выходной.
И тритий сапоги, и каждый день тиски.
И тянутся часы по распорядку дня.

Отвоевали мы два лета, две зимы.
Нас встретят девушки, бульвары и сады.
Прощай казарма, автомат и сапоги.
Отвоевали свое, отвоевали свое.

Snow in November, severe snow
He caressed us, a citizen of alcoholized.
And we went along the loose strip.
They took us with the debts of those arrested.

Laughing sobbing, the girls screamed out loud,
And they promised to wait: "And you serve, boys."
And we wanted to gnaw, and we wanted to tear, so that only you live,
And so that your fingers work on letters, on letters.

They broke us like matches in the cold.
But they sprouted again, who did not know how to break.
Threw us, dropped us as if subcutaneous,
So that we only learn to rise in the attack.

And the cry "Hurray!" burst into our souls
The bloody snow served as a holy icon.
We beat drums, faces and nerves
And we were enchanted by the company song.

We are not afraid of the disbat, no, we were not afraid of it.
They were afraid not to return to the "demobilization" home.
Mother will not wait for a friend, friends will be confused.
And someone will go to bed with the girl on the way.

And the letters came, and at first they were tender,
But each later had to read:
"Sorry Marine, the mistake was stupid.
I do not love you, and I have no one to wait for. "

And we spat Olkami and Lena,
And they burned their lips with plane trees, angry.
And at the end of the veins and veins
They tormented the soul of the tense body.

We walked forward and we are everywhere differently
They carried their cross by order of the marked.
We walked forward, timidly turning around,
To see all the killed and maimed.

We went to Chechnya and returned dead
And after we were judged by gossip.
They hung on cables, on different cables.
And fell asleep at night with warheads.
We drowned in nuclear submarines.
And it all ended with soap and rope.

Where the dear home stands
At the window, the mother thinks about
As the son rarely writes.
The son swallows nicotine
Everyone thinks about
How bad we live. How bad we live!

Partly a helicopter, and tomorrow a march.
And after an hour the lights out, and films on the day off.
And tritium boots, and every day a vice.
And hours go by according to the daily routine.

We won back two summers, two winters.
We will be greeted by girls, boulevards and gardens.
Farewell to the barracks, machine gun and boots.
They won back theirs, won back theirs.