Я всегда твердил, что судьба -- игра.
Что зачем нам рыба, раз есть икра.
Что готический стиль победит, как школа,
как способность торчать, избежав укола.
Я сижу у окна. За окном осина.
Я любил немногих. Однако -- сильно.
Я считал, что лес -- только часть полена.
Что зачем вся дева, раз есть колено.
Что, устав от поднятой веком пыли,
русский глаз отдохнет на эстонском шпиле.
Я сижу у окна. Я помыл посуду.
Я был счастлив здесь, и уже не буду.
Я писал, что в лампочке -- ужас пола.
Что любовь, как акт, лишена глагола.
Что не знал Эвклид, что, сходя на конус,
вещь обретает не ноль, но Хронос.
Я сижу у окна. Вспоминаю юность.
Улыбнусь порою, порой отплюнусь.
Я сказал, что лист разрушает почку.
И что семя, упавши в дурную почву,
не дает побега; что луг с поляной
есть пример рукоблудья, в Природе данный.
Я сижу у окна, обхватив колени,
в обществе собственной грузной тени.
Моя песня была лишена мотива,
но зато ее хором не спеть. Не диво,
что в награду мне за такие речи
своих ног никто не кладет на плечи.
Я сижу у окна в темноте; как скорый,
море гремит за волнистой шторой.
Гражданин второсортной эпохи, гордо
признаю я товаром второго сорта
свои лучшие мысли и дням грядущим
я дарю их как опыт борьбы с удушьем.
Я сижу в темноте. И она не хуже
в комнате, чем темнота снаружи.
1971
I have always insisted that the fate - the game.
That why we fish, once there is caviar.
What will win the Gothic style, as a school,
as the ability to hang around, avoiding the injection.
I sit by the window. Outside, aspen.
I loved the few. But - much.
I thought that the forest - only a portion of logs.
That why all the virgin again have knee.
What, tired of the dust raised by age,
Russian eyes rest on the Estonian spire.
I sit by the window. I washed the dishes.
I've been happy here, and I shall not.
I wrote that in light bulb - the horror of sex.
That love is an act devoid of the verb.
Euclid did not know that, tapers,
thing becomes not zero, but Chronos.
I sit by the window. I remember the youth.
Sometimes I smile, sometimes otplyunus.
I said that a sheet destroys kidney.
And what is the seed fallen down in bad soil,
It does not escape; that meadow to meadow
is an example of masturbation, in Nature this.
I sit by the window, hugging her knees,
overweight in a society's own shadow.
My song was devoid of motive,
but it does not sing the chorus. No wonder,
that reward me for such speech
his feet nobody puts on the shoulders.
I sit by the window in the dark; How soon,
the sea thunders over undulating curtain.
Second-class citizen of the era, proudly
I admit goods of Class II
their best ideas and coming days
I give them as experience in dealing with suffocation.
I sit in the dark. And she is not worse
at room than dark outside.
1971
