Молчит полумесяц, и снова с Востока таинственный ветер подул.
Молчит полумесяц, и снова идут на войну Петербург и Стамбул.
Висит старый месяц, не хочет, проклятый, никак превращаться в луну.
Он слушает песни, печальные песни о тех, кто томится в плену.
Жизнь висела на волоске,
Шаг-и тело на скользкой доске.
Сталь хотела крови глоток,
Сталь хрипела: Идём на Восток!
Гудят барабаны, но злые османы сдают и сдают города.
Свистят ятаганы, но в небе туманном зажглась молодая звезда.
Разбит неприятель, а подлый предатель сыграл свой последний гамбит.
Молчит полумесяц и вслед уходящему поезду грустно глядит.
Жизнь висела на волоске
Шаг-и тело на скользкой доске
Сталь хотела крови глоток,
Сталь хрипела: Идём на Восток!
The crescent is silent, and again from the East a mysterious wind blew.
The crescent is silent, and Petersburg and Istanbul go to war again.
The old month hangs, does not want, damned, does not turn into the moon.
He listens to songs, sad songs about those who languish in captivity.
Life hung in the balance
Step-and-body on a slippery board.
Steel wanted a sip of blood
Steel wheezed: Go east!
The drums are buzzing, but the evil Ottomans are surrendering and surrendering cities.
Scimitar whistles, but a young star lit in the foggy sky.
The enemy was defeated, and the vile traitor played his last gambit.
The crescent is silent and after the departing train looks sadly.
Life hung in the balance
Step-and-body on a slippery board
Steel wanted a sip of blood
Steel wheezed: Go east!
