я вскрыл свои вены,
а там моря с океанами плещут,
я не замечу пролетевший год, и два, столетие.
и всё по-старому, и каждый день,
и снова, ком по горлу, бьющий сильно холод.
внутри, естественно.
а нынче ночью я приходил к тебе,
тебя, ты знаешь, не было и дома,
и дома твоего не было в городе,
и города не было нигде на земле.
я забываю как меня зовут,
я забываю где живу, скорее, я повёрнут,
но не суть, я обещаю больше не звонить,
и не писать, и не рыдать по телефону.
я всё пытался ведь найти ту дверь
в твою же комнату.
но комнаты той не было в квартире,
квартиры не было том в доме,
а дома старого же не было и в городе,
а города не было нигде на земле.
земли не было даже в пространстве,
лишь чёрная плёнка космоса
заполняла изнутри мои лёгкие,
ну а звёзды кололи до крови,
и съедали мне всё.
в пучине безответности я горел,
хотя холодные плечи меня грели
не хуже сгнивших батарей,
в дождливый день, и как ни странно, летом,
всё закрывался я один, хотя в квартире
никого подавно не было.
сгнивал я в соло до костей, потом проспался
жалел, что снова я живей живых.
и, ты, порою, знаешь,
думаю о наших детях.
я так же рвусь, как рвутся шрамы
на правой кисти и на левой.
твои от лезвий шрамы и отметины.
I opened my veins
and there the seas and oceans splash
I will not notice the passing year, and two, a century.
and everything is the same and every day,
and again, a lump in the throat, beating severely cold.
inside, naturally.
and tonight I came to you
you, you know, were not even at home
and your house was not in the city
and the city was nowhere on earth.
I forget my name
I forget where I live, rather, I will turn
but not the point, I promise not to call anymore,
and do not write, and do not cry on the phone.
I tried to find that door
into your room.
but that room was not in the apartment,
the apartment was not in the house
but the old house was not in the city,
and there was no city anywhere on earth.
the earth was not even in space,
only a black film of space
filled my lungs from the inside
Well, the stars pricked up blood
and they ate me everything.
in the abyss of irresponsibility I burned
although cold shoulders warmed me
no worse than rotten batteries,
on a rainy day, and oddly enough, in the summer,
everything was closed I alone, although in the apartment
there was nobody else.
I rotted in solo to the bone, then overslept
I regretted that I was alive again.
and, sometimes, you know
I think about our children.
i'm tearing like scars tearing
on the right hand and on the left.
your scars and marks from the blades.