февраль. достать чернил и плакать.
писать о феврале навзрыд,
пока грохочущая слякоть
весною черною горит.
и пусть глядит на нас февраль,
и плачет сам, втирая слёзы.
я не успел почувствовать весну,
а за окном опять морозы наяву,
писать о феврале, рыдать,
по коже спазмы от морозов,
предчувствуя лишь только памяти касания,
я не умею по-другому жить,
кормить себя лишь только старыми стихами,
такой как есть, я не умею не любить.
любить февраль за откровение и честность,
за вновь оттаявшие в сумерках снега,
за холода, за томных будней моих серость,
и жизнь, оставившую тело навсегда.
не жил ни капли, как я ни старался.
в пути ловил лишь взгляды у домов.
я помню лишь как взор мой пьяный мчался
быстрее и стремительней, чем тысячи ветров.
я в зафевралье потерял на всякое надежду,
забыл что есть такое честь и стыд.
февраль, о мой февраль, достал чернил и плакать.
пока грохочущая слякоть
весною черною горит.
February. Get ink and cry.
write about February sobbing,
is roaring slush
a black spring burns.
and let us looking at February,
and cries himself, rubbing the tears.
I could not feel the spring,
and the window again waking frosts,
write about February sobbing,
cramps skin from frost,
anticipating only a touch memory,
I do not know how to live differently,
feed themselves as soon as the old poem,
such as it is, I do not know how to love.
love February of revelation and honesty,
for newly thawed snow at dusk,
the cold, languid for my grayness of everyday life,
and the life left his body forever.
I not lived a single drop, no matter how I tried.
in ways caught only glances at the houses.
I remember only as my eyes raced drunk
faster and steeper than a thousand winds.
I zafevrale lost to every hope,
I forgot that there is honor and shame.
February, oh my February, took the ink and cry.
is roaring slush
a black spring burns.
