Правда прервётся
После припудренных обещаний.
Пить натощак в изувеченном Петербурге.
Иней бесцельных безумств, безутешных шатаний
Сердце укроет в безвольном теле манкурта.
Струпья, оскал и невидящий взгляд,
Складный сумбур в сонмище судеб,
Значащих меньше замызганных будней,
Но поглощающих жадно меня.
Больше купюр, всё скудней номинал.
Предположить разве мог я,
Тщательно скатываясь с ума,
Стать для тебя мышеловкой?
Отсчёт:
Завтра.
Сегодня.
Вчера.
Горько! Мы выпьем ещё.
Разницы нет у кого ночевать.
Время бичом рассечёт
Всё несбывшееся,
Не загаданное, не забытое.
Все надежды быть полностью выпитым
Глазами этими залитыми тревогой.
Не у корыта разбитого мы останемся,
Мы остановимся
В десяти сутках взаимности,
Чтобы годами выискивать,
Среди удушающих толп,
Такого же близкого и понятного.
Но пока мы, ссутулясь
Напротив крестов,
Любим.
И в спину нам дышит Ахматова.
True interrupted
After the powdered promises.
Drinking on an empty stomach in the mutilated Petersburg.
Rime aimless madness, inconsolable reels
Heart shielding in the limp body mankurt.
Scabs, grin, and unseeing eyes,
Folding confusion in sonmische destinies,
Significant less filthy everyday life,
But eagerly absorbing me.
More notes, denomination still scarce.
Guess how could I,
Carefully slipping crazy
Become a mousetrap for you?
Countdown:
Tomorrow.
Today.
Yesterday.
Bitterly! We drink more.
It makes no difference who the night.
Time scourge rassechёt
All unfulfilled,
Not the hidden or forgotten.
All hope to be completely drunk
Through the eyes of these flooded with anxiety.
Not broken trough we will stay,
We shall
In the tenth day of reciprocity,
To seek out the years,
Among the suffocating crowds,
This is also a close and clear.
But as long as we slouched
On the other hand crosses,
Love.
And in the back we breathe Akhmatova.
