Бежал вдоль сумрачной аллеи,
А где-то сзади, в вышине
Свеча горела на столе,
И стол горел, да и вообще
Горело всё.
Февраль отравлен алкоголем,
Достать чернил и охуеть!
О, как разбит вселенским горем
Этот комнатный поэт –
Вот-вот помрёт.
И потечёт ещё не раз густая слизь
Моих трагично распускаемых соплей.
Что неизбежно, если жить на отъебись,
И тем быстрей
И тем верней.
Опять вскрываются болота,
И нет ни брода, ни моста
Ох, не увязла бы свобода
Улыбаться как дитя,
А не назло.
Над подгоревшим горизонтом
Алеет ласковый оскал.
Аллея кончилась болотом,
Разум тлел и остывал
Сгорело всё.
Но потечёт ещё не раз густая слизь
Таких вот душераздирающих соплей.
Что неизбежно, если жить на отъебись,
И тем быстрей
И тем верней.
He ran along the gloomy alley,
And somewhere behind, in the embroidery
The candle burned on the table,
And the table was burning, and indeed
Everything burned.
February is poisoned by alcohol,
Get ink and fuck!
Oh, how it is broken by Ecumenical grief
This indoor poet -
It is about to die.
And the thick mucus will flow more than once
My tragically bloated snot.
What is inevitable if you live on a fuck,
And the faster
And all the more.
The swamps are opened again,
And there is neither Brod nor a bridge
Oh, freedom would not have bogged down
Smile like a child
And not in spite.
Above the burnt horizon
Alets affectionate grin.
The alley ended with a swamp
The mind smoldered and cool
Everything burned out.
But the thick mucus will flow more than once
There are such heartbreaking snot.
What is inevitable if you live on a fuck,
And the faster
And all the more.