Мимо ристалищ, капищ,
мимо храмов и баров,
мимо шикарных кладбищ,
мимо больших базаров,
мира и горя мимо,
мимо Мекки и Рима,
синим солнцем палимы,
идут по земле пилигримы.
Увечны они, горбаты,
голодны, полуодеты,
глаза их полны заката,
сердца их полны рассвета.
За ними ноют пустыни,
вспыхивают зарницы,
звезды встают над ними,
и хрипло кричат им птицы:
что мир останется прежним,
да, останется прежним,
ослепительно снежным
и сомнительно нежным,
мир останется лживым,
мир останется вечным,
может быть, постижимым,
но все-таки бесконечным.
И, значит, не будет толка
от веры в себя да в Бога.
...И, значит, остались только
иллюзия и дорога.
И быть над землей закатам,
и быть над землей рассветам.
Удобрить ее солдатам.
Одобрить ее поэтам.
1958
Past the lists, temples,
past temples and bars,
past chic cemeteries,
past the big bazaars,
peace and sorrow by,
past Mecca and Rome,
by the blue sun of the palima,
pilgrims walk on the ground.
They are crippled, hunchbacks,
hungry, half dressed,
their eyes are full of sunset,
their hearts are full of dawn.
Deserts whine behind them,
lightning flashes
the stars rise above them,
and the birds shout to them hoarsely:
that the world will remain the same
yes, it will remain the same
blindingly snowy
and doubtfully tender
the world will remain deceitful
the world will remain forever
maybe comprehensible
but still endless.
And, therefore, there will be no sense
from faith in yourself and in God.
... And, therefore, only
illusion and road.
And be above the earth to sunsets,
and be above the earth to the sunrises.
Fertilize it to the soldiers.
Approve her to the poets.
1958
